О красном и белом казачестве.

Опубликовано 31.01.2016 в Дмитрий Юдкин, ЛИК «РусичЪ»

24 января  памятная дата в календаре  для тех людей, кто помнит, что в их венах течет казачья кровь. Скорбная дата. В этот день казаки, вне зависимости оттого  к какому казачьему войску они  приписаны,  идут в церковь и  заказывают  там панихиды по своим предкам, умученным и убиенным большевистским режимом.  Донские казаки, кубанские, терские, оренбургские, уральские, астраханские, уссурийские, забайкальские, черноморские, семиреченские, сибирские, амурские. И не только  в казачьих станицах, но и везде,  где живут казаки, затепливаются в церквях свечи, читается батюшкой  панихида. В местах, где сильная казачья община,  по улицам молитвенно движется  Крестный ход.  Подобными своими действиями казаки подтверждают Господу нашему Вседержителю и  всему честному православному люду,  что мы, живущие сегодня, помним и чтим своих предков, помним их муки и страдания, помним их любовь и надежды, чтим их славу и честь, мужество и доблесть. Значит, их жизнь не ушла в пустоту небытия, как не бывши,  она бьется в наших сердцах, горячей кровью пульсирует  в наших  венах. 

 

24 января 1919 года, Оргбюро ЦК РКП(б) опубликовало циркулярную  директиву  за подписью председателя ВЦИК (Всероссийского  центрального  исполнительного  комитета)  Якова Свердлова. 


«Об отношении к казакам»

24 января 1919 г.


Циркулярно. Секретно.

Последние события на различных фронтах в казачьих районах — наши продвижения вглубь казачьих поселений и разложение среди казачьих войск — заставляют нас дать указания партийным работникам о характере их работы при воссоздании и укреплении Советской власти в указанных районах. Необходимо, учитывая опыт гражданской войны с казачеством, признать единственно правильным самую беспощадную борьбы со всеми верхами казачества путем ПОГОЛОВНОГО ИХ ИСТРЕБЛЕНИЯ. Никакие компромиссы, никакая половинчатость пути недопустимы. Поэтому необходимо:


1. Провести МАССОВЫЙ ТЕРРОР против богатых казаков, истребив их ПОГОЛОВНО; провести беспощадный МАССОВЫЙ ТЕРРОР по отношению ко всем казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью. К среднему казачеству необходимо принять все те меры, которые дают гарантию от каких-либо попыток с его стороны к новым выступлениям против Советской власти.

2. Конфисковать хлеб и заставить ссыпать все излишки в указанные пункты, это относится как к хлебу, так и ко всем другим сельскохозяйственным продуктам.

3. Принять все меры по оказанию помощи переселяющейся пришлой бедноте, организуя переселения, где это возможно.

4. Уравнять пришлых „иногородних“  к казакам в земельном и во всех других отношениях.

5. Провести полное разоружение, расстреливая каждого, у кого будет обнаружено оружие после срока сдачи.

6. Выдавать оружие только надежным элементам из «иногородних».

7. Вооруженные отряды оставлять в казачьих станицах впредь до установления полного порядка.

8. Всем комиссарам, назначенным в те или иные казачьи поселения, предлагается проявить максимальную твердость и неуклонно проводить настоящие указания.
ЦК постановляет провести через соответствующие советские учреждения обязательство Наркомзему разработать в спешном порядке фактические меры по массовому переселению бедноты на казачьи земли.

Это письмо не являлось обозначением какого-то кардинально изменившегося  отношения  верхушки советского правительства к казакам. Уже год на территории бывшей Российской империи кроваво пылала братоубийственная Гражданская война. Уже было пролито на ней немало крови, немало было  проявлено зверства и жестокости представителями различных противоборствующих лагерей в отношении бывших своих сограждан. Ведь активными участниками той войны были не только белые и красные, но и  петлюровцы, махновцы,  «батьки» и «матки» различной  расцветки.  Но  письмо Оргбюро ЦК РКП (б) от 24 января 1919г.  де-факто   стало  инструкцией - документом  обязательным к выполнению, принятом на официальном государственном уровне, в котором казаки были названы  злейшими врагами советской власти, подлежащими безусловному уничтожению.

 

Как известно из истории, на первоначальном этапе Гражданской войны в России   установление большевистского режима в стране не встретило особого сопротивления со стороны казачества. Оно в подавляющей своей массе отнеслось к изменению государственного строя в России  с  сочувствием и пониманием «текущего момента». Мало того, были сформированы красные полки, состоящие из казаков-фронтовиков, принявшие самое деятельное участие по установлению советской власти на казачьих землях. Но  союз да любовь между казачеством и большевиками продлились недолго. Советы очень уж быстро сбросили маску и показали свою истинное обличье. По казачьим станицам пошли грабежи, т.е.  экспроприация продуктов и материальных ценностей в пользу восторжествовавшего  «гегемона», прокатилась волна изнасилований красноармейцами казачек, само собой разумеется, комиссары,  без какого-либо  промедления,     затеяли переделы казачьих угодий в пользу иногородней бедноты, были произведены  показательные расстрелы «контры», в список которой  включили самых уважаемых и заслуженных людей казачьих станиц: атаманов, старейшин, офицеров, зажиточных казаков.

 

Естественно, такие действия не могли не вызвать гнева и  возмущения среди воинственных и свободолюбивых казаков. Во многих казачьих станицах стихийно  вспыхнули вооруженные восстания. Позднее оформившиеся в более организованную силу. Большевиков изгнали практически со всех казачьих земель.  С этого момента, собственно говоря, и началась самая напряженная и  горячая фаза Гражданской войны. Поскольку именно  казачество по факту  стало наиболее боеспособной частью хритостолюбивого воинства, выступившего  против   воцарения  на русской земле красного зверя, и оказавшее ему наиболее яростное и ожесточенное сопротивление.

 

И зверь взревел. Диким яростным рыком.

 

Помимо  упомянутого выше циркулярного письма Якова Свердлова осталось еще немалое количество документальных свидетельств тех лет.

 

Директива Донбюро ВКП(б) гласила о следующем:

 

а) физическое истребление по крайней мере 100 тысяч казаков, способных носить оружие, т.е. от 18 до 50 лет;

б) физическое уничтожение так называемых «верхов» станицы (атаманов, судей, учителей, священников), хотя бы и не принимающих участия в контрреволюционных действиях;

 в) выселение значительной части казачьих семей за пределы Донской области ;

г) переселение крестьян из малоземельных северных губерний на место ликвидированных станиц

 

 

Директива Реввоенсовета Южфронта от 16 марта 1919 года

 

… Предлагаю к неуклонному исполнению следующее: напрячь все усилия к быстрейшей ликвидации возникших беспорядков путём сосредоточения максимума сил для подавления восстания и путём применения самых суровых мер по отношению к зачинщикам-хуторам:


а) сожжение восставших хуторов;

б) беспощадные расстрелы всех без исключения лиц, принимавших прямое или косвенное участие в восстании;
в) расстрелы через 5 или 10 человек взрослого мужского населения восставших хуторов;
г) массовое взятие заложников из соседних к восставшим хуторам;
д) широкое оповещение населения хуторов станиц и т. д. о том, что все станицы и хутора замеченные в оказании помощи восставшим, будут подвергаться беспощадному истреблению всего взрослого мужского населения и предаваться сожжению при первом случае обнаружения помощи; примерное проведение карательных мер с широким о том оповещением населения.

 

Приказ члена Реввоенсовета 8-й армии И. Э. Якира (будущего страдальца эНэВеДэшных подвалов):

 

«Ни от одного из комиссаров дивизий не было получено сведений о количестве расстрелянных белогвардейцев, полное уничтожение которых является единственной гарантией прочности наших завоеваний. В тылу наших войск и впредь будут разгораться восстания, если не будут приняты меры, в корне пресекающие даже мысль возникновения такового. Эти меры: уничтожение всех поднявших восстание, расстрел на месте всех имеющих оружие и даже процентное уничтожение мужского населения. Никаких переговоров с восставшими быть не должно»



Из проекта   административно-территориального раздела Уральской области» от 4 марта 1919 года:

 

«поставить в порядок дня политику репрессий по отношению к казачеству, политику экономического и как подобного ему красного террора… С казачеством, как с обособленной группой населения, нужно покончить».

 

 

Из письма члена Донревкома И. Рейнгольда в ЦК РКП(б), 1919 г.

 

"Надо прежде всего отметить, что наша казачья политика с октябрьских дней вообще отличалась отсутствием устойчивости и последовательности. Сперва мы заигрывали с казачеством, давали ему автономию и выборную Советскую Власть, согласились даже на Донскую Республику, создавали Войсковой казачий походный круг, издали декрет о льготах казачества. Потом в связи с успешным продвижением Красной Армии к Ростову и Новочеркасску у нас закружилась от успехов голова, и, почувствовав себя победителями, мы бросили вызов казакам, начав массовое их физическое истребление. Это называлось расказачиванием; этим мы надеялись оздоровить Дон, сделать его если не Советским, то покорным и послушным Советской Власти. И это в то время, когда Дон был далеко еще не в наших руках, когда ни у одного Советского органа на Дону еще не было реальных сил, не было гарнизонов достаточно сильных, чтобы чувствовать себя в состоянии справиться с казаками и подавить то массовое брожение и жестокое сопротивление, которое неизбежно должны были оказать свободолюбивые казаки...

 

Бесспорно, принципиальный наш взгляд на казаков как на элемент, чуждый коммунизму и Советской идее, правилен.

 

Казаков, по крайней мере, огромную их часть, надо будет рано или поздно истребить, просто уничтожить физически, но тут нужен огромный такт, величайшая осторожность и всяческое заигрывание с казачеством; ни на минуту нельзя упускать из виду того обстоятельства, что мы имеем дело с воинственным народом, у которого каждая станица — вооруженный лагерь, каждый хутор — крепость. И политика массового их истребления без всякого разбора приведет к тому, что мы с Доном никогда не справимся, а если и справимся, то после долгой, кровавой и упорной борьбы. Опыт Вешенского восстания показал, что казаки чрезвычайно чутки к проводимой по отношению к ним политике и, раз загоревшись, пожар восстания быстро охватывает десятки тысяч казаков. Между прочим, ничто не содействовало так успеху восстания, как попавшие к ним благодаря возмутительной расхлябанности местных Советских органов тезисы и директивы Цека партии по вопросу об отношении к казакам. Эти тезисы в руках казачьих офицеров послужили прекраснейшим материалом для агитации против Советской Власти как явно стремящейся к уничтожению казачества...

 

О казачьей бедноте говорить не приходится, так как казачество почти сплошь зажиточно и состоит из кулаков и середняков. Середняки — это население северных казачьих округов, которые отличаются большим сочувствием Советской Власти и которых при осторожной политике, несомненно, можно если не привлечь на сторону Советской Власти, то по крайней мере нейтрализовать. Зажиточные же кулацкие элементы заселяют южные округа и ярко контрреволюционны. Северные казаки имеют сравнительно небольшие наделы, в то время как наделы южных казаков очень велики. Поэтому на почве соответствующей аграрной политики можно внести разложение в среду Донского казачества, разделив его на два враждующих лагеря..."


 

 И «красные дьяволята» ретиво принялись за исполнение вышеозвученных  директив и приказов. Обильно сея в казачьих станицах  смерть, страдания, унижения и ужас.

 

Предоставляю вниманию читателя еще  несколько документальных свидетельств того времени.

 

К. К. Краснушкин, председатель Урюпинского комитета ВКП(б)  в своей докладной записке в Казачий отдел ВЦИК написал о следующих фактах:

 

«Был целый ряд случаев, когда назначенные на ответственные посты комиссары станиц и хуторов грабили население, пьянствовали, злоупотребляли своей властью, чинили всякие насилия над населением, отбирая скот, молоко, хлеб, яйца и другие продукты, и вещи в свою пользу, когда они из личных счетов доносили в ревтрибунал на граждан и те из-за этого страдали… Отдел розысков и обысков при ревтрибунале, а также комиссары при производстве обысков отбирали вещи, продукты совершенно безнаказанно на основании личных соображений и произвола, причем, как видно из переписок по дознаниям, отобранные предметы исчезали неизвестно куда. Эти отобрания и реквизиции производились сплошь и рядом… с совершением физических насилий. Трибунал разбирал в день по 50 дел… Смертные приговоры сыпались пачками, причем часто расстреливались люди совершенно невинные, старики, старухи и дети. Известны случаи расстрела старухи 60 лет неизвестно по какой причине, девушки 17 лет по доносу из ревности одной из жен, причем определённо известно, что эта девушка не принимала никогда никакого участия в политике. Расстреливались по подозрению в спекуляции, шпионстве. Достаточно было ненормальному в психическом отношении члену трибунала Демкину заявить, что подсудимый ему известен как контрреволюционер, чтобы трибунал, не имея никаких других данных, приговаривал человека к расстрелу… Расстрелы производились часто днем, на глазах у всей станицы, по 30-40 человек сразу…»

 

«Богуславский, возглавлявший ревком в станице Морозовской, в пьяном виде пошел в тюрьму, взял список арестованных, вызвал по порядку номеров 64 сидевших в тюрьме казаков и всех по очереди расстрелял. И в дальнейшем Богуславский и другие члены ревкома проводили такие же массовые расстрелы, вызывая казаков в ревком и к себе домой. Возмущение этими бессудными расстрелами было так велико, что, когда в станицу переехал штаб 9-й армии, политотдел этой армии распорядился арестовать весь состав Морозовского ревкома и провести следствие. Была выявлена страшная картина диких расправ с жителями станицы и окрестных хуторов. Только во дворе Богуславского обнаружили 50 зарытых трупов расстрелянных и зарезанных казаков и членов их семей. Еще 150 трупов нашли в разных местах вне станицы. Проверка показала, что большинство убитых ни в чем не было виновно и все они подлежали освобождению».

 

Летчики Бессонов и Веселовский докладывали Войсковому Кругу о своем пребывание в станице Вешенской:

“В одном из хуторов Вешенской старому казаку за то только, что он в глаза обозвал коммунистов мародерами, вырезали язык, прибили его гвоздями к подбородку и так водили по хутору, пока старик не умер. В ст.Каргинской забрали 1000 девушек для рытья окопов. Все девушки были изнасилованы и, когда восставшие казаки подходили к станице, выгнаны вперед окопов и расстреляны… С одного из хуторов прибежала дочь священника со “свадьбы” своего отца, которого в церкви “венчали” с кобылой. После “венчания” была устроена попойка, на которой попа с попадьей заставили плясать. В конце концов батюшка был зверски замучен…”

 

Командарм 2-й Конной армии,  Филипп Миронов (тот самый казачий офицер, кому была посвящена небезызвестная  песня Игоря Талькова «Бывший подъесаул»),  написал в приказе-воззвании в августе 1919г:

“Население стонало от насилий и надругательств. Нет хутора и станицы, которые не считали бы свои жертвы красного террора десятками и сотнями. Дон онемел от ужаса… Восстания в казачьих областях вызывались искусственно, чтобы под этим видом истребить казачество”.

 

Из письма, откомандированного  на Дон московского коммуниста М. Нестерова:

 

«Партийное бюро возглавлял человек… который действовал по какой-то инструкции из центра и понимал ее как полное уничтожение казачества… Расстреливались безграмотные старики и старухи, которые едва волочили ноги, урядники, не говоря уже об офицерах. В день расстреливали по 60-80 человек… Во главе продотдела стоял некто Голдин, его взгляд на казаков был такой: надо всех казаков вырезать! И заселить Донскую область пришлым элементом…»

 

После оккупации красными Юга России репрессии прокатились по областям Кубанского и Терского войск. При выселении терских станиц Калиновской, Ермоловской, Самашкинской, Романовской, Михайловской, Асиновской красные горцы убили 35 тысяч стариков, женщин и детей (и вселились в опустевшие станицы).

 

К концу 1920 году остатки Кубанской армии - преимущественно рядовые казаки - сложив оружие, расходились по домам. Казалось бы, реальный шанс для большевиков добиться замирения (специально акцентирую внимание на этом историческом  факте для любителей поговорить о примирении красного и белого казачества). Однако  9-я армия лишь усиливала репрессии. В одном из отчетов ее командования  перечислены  карательные акции за время с 1 по 20 сентября:

 

 «Ст. Кабардинская — обстреляна артогнем, сожжено 8 домов… Хутор Кубанский — обстрелян артогнем… Ст. Гурийская — обстреляна артогнем, взяты заложники… Хут. Чичибаба и хут. Армянский — сожжены дотла… Ст. Бжедуховская — сожжены 60 домов… Ст. Чамлыкская — расстреляно 23 человека… Ст. Лабинская — 42 чел… Ст. Псебайская — 48 чел… Ст. Ханская — расстреляно 100 человек, конфисковано имущество, и семьи бандитов отправляются в глубь России… Кроме того, расстреляно полками при занятии станиц, которым учета не велось…». И вывод штаба армии: «Желательно проведение в жизнь самых крутых репрессий и поголовного террора!..». Ниже — зловещая приписка от руки: «Исполнено».

 

 Я совершенно тогда  не знаю, что называется   геноцидом, если мы читая эти страшные  строки  из документов того  времени, все же до сих пор не считаем, что он производился в отношении казаков бывшей Российской империи. Если это не геноцид, то, что это в таком случае, как подобное  изуверство можно классифицировать?

 

Командир 2-конной армии Филипп Кузьмич Миронов (тот самый казачий офицер, которому была посвящена небезызвестная песня Игоря Талькова «Бывший подъесаул»), наблюдая жестокое, нередко запредельной жестокости  отношение чекистов, бойцов Красной армии к казачьему населению родного края, к исходу Гражданской войны начал прозревать, освобождаясь от коммунистического  морока, владевшим его сознанием долгое время.  В  августе 1919г. написал в приказе-возвании:

 

“Население стонало от насилий и надругательств. Нет хутора и станицы, которые не считали бы свои жертвы красного террора десятками и сотнями. Дон онемел от ужаса… Восстания в казачьих областях вызывались искусственно, чтобы под этим видом истребить казачество”.

 

«Красный» казак  Филипп Кузьмич  Миронов открыто и в довольно таки резкой форме  выступил против политики расказачивания, проводимой большевиками на Дону, против засилья инородцев в органах власти, как в Москве, так и на местах. Победитель батьки Махно пользовался огромным авторитетом не только среди казаков, но и вообще в огромной массе бойцов  Красной армии, поэтому его выступление не могло остаться без внимания руководства Советского государства. Командарм 2-конной,  Филипп  Миронов был арестован чекистами и убит в Московской тюрьме,  при не до конца  выясненных обстоятельствах. Позже, советские историографы   постарались предать забвению его имя, и, по возможности,   стереть его  со страниц истории  России совсем, начисто. Больно уж его фигура не вписывалась,  в сочиняемую ими  версию Гражданской войны.


По завершению активных боевых действий в  Гражданской войне, террор  и репрессии в отношении казаков отнюдь  не прекратились. Партийное руководство Советского Союза  прекрасно отдавало себе отчет, что, не добив казачество, не растоптав его окончательно, оно весьма серьезно рискует, сохраняя внутри русского народа общность людей, способную к решительным и безкомпромиссным действиям, легко самоорганизовывающуюся  и сплоченную старинными дедовскими обычаями. Ведь отношение к  народу со стороны новой власти  было самое, что ни на есть, людоедское. Казаки могли не выдержать издевательств над людьми и восстать. Подняв за собою весь  остальной русский народ.

 

Но к окончательному  разрешению вопроса по уничтожению казачества большевики  приступили не сразу. Ведь в эмиграции  находилось изрядное количество казаков, идейно мотивированных на безпощадную борьбу с советской властью,  умеющих воевать и прекрасно этому обученных. Зная об этом, правители СССР постоянно чувствовало нешуточную  угрозу с их стороны. Поэтому, чтобы усыпить их бдительность, комиссары коварно  демонстрировали всему цивилизованному человечеству  гражданский мир, якобы, установившийся в истерзанной братоубийственной войной  стране. Казаки доверились добрым весточкам с Родины, и потянулись с чужбины  в отчие края. Первое время «возвращенцев» не трогали. Заманивали числом поболе…

 

Сигналом к возобновлению красного террора   послужило сворачивание НЭПа.

 

И полагаю,  не случайно новый виток массовых репрессий в стране  начался с «Шахтинского дела». Весной 1928 года о его подробностях своим читателям рассказывали все печатные органы СССР.  Уточню,  город  Шахты (до 1920г. Александровск-Грушевский), территориально  располагается на землях  бывшего Всевеликого Войска Донского. На шахтах города работало большое количество казаков, вынужденных из-за разорения их хозяйств  покинуть родные станицы. После ареста  сотрудниками  ОГПУ  «спецов» и  произведения над ними   громкого судебного процесса, вскоре  взялись затем  и за казаков,  их  стали массово  увольнять с шахт, как «неблагонадежный элемент». Лишали продовольственных карточек (заведомо обрекая казачьи семьи на голод), высылали, арестовывали.

 

Незримо, как будто откуда-то издалека, поднималась самая страшная волна расказачивания, в последующем  полностью  накрывшая собой казачьи земли Юга России.

 

Сегодня, на фоне безнаказанного  ограбления и разрушения экономики  страны безродными олигархами-космополитами,   среди русских людей появляется все больше и больше  почитателей Иосифа Сталина и времени его правления. Дескать, наркомами  «красного императора» в   короткие, сжатые  сроки была произведена  индустриализация страны, был существенно  повышен уровень образованности населения и его медицинского обслуживания. Запросто  оправдывая этим жестокие, порою даже без видимой необходимости в том, репрессии против народа собственной страны. Не знаю, быть может, я и мог бы спокойно  слушать  речи о великом «стальном» вожде и достижениях Советского Союза в различных областях при его правлении, быть может.  Однако,  мне не единожды доводилось  встречаться вживую  с людьми, которые попадали в те годы  в жернова советской  карательной машины. Застал еще в живых старых казаков и казачек нашей станицы,   на собственной шкуре испытавших  прелести периода «эх, хорошо в стране Советской жить». На  всю оставшуюся жизнь запомнились их рассказы о том «радостном и веселом»  времени. Когда унижения, страдания моральные и физические,  страх за день завтрашний сделались постоянными спутниками жизни казака на неизмеримо  долгие по своей продолжительности годы. Кстати, именно в те годы наиболее интенсивно  закладывалась  в сознание русского человека отстраненность от проблем и бед собственного народа, от  своих собственных  национальных интересов. Жизнь в Советском Союзе шла, как будто в двух параллельных измерениях: ударное строительство  счастливого будущего страны, «ЖИТЬ СТАЛО ЛУЧШЕ, ЖИТЬ СТАЛО ВЕСЕЛЕЕ», «Волга-Волга», «Цирк», «Веселые ребята» -  и голодомор,  вымаривающий  трудовой люд  сел и станиц, массовые  аресты людей по надуманным обвинениям  и отправки этих людей на длительные срока  в концлагеря, уже в роли  дешевой рабочей скотинки,  изуверские пытки и расстрелы (зачастую совершенно  невинных) граждан СССР  в эНэВэДэшных подвалах, существование в стране огромного  количества  «лишенцев», т.е. людей лишенных многих гражданских прав, должных быть гарантированных государством:  права участия  в выборах, «лишенцы» не могли занимать ответственные должности, их детям   не позволялось  учиться в ВУЗах страны, они не могли быть членами профсоюзов, им не выдавались продуктовые карточки, а если и выдавались,  то по самой низшей категории, они не получали пенсий и пособий по безработице, не  получали разрешения проживать в Москве и Ленинграде, они не подлежали призыву в армию. То есть по факту, русских людей приучали к модели поведения, когда  их вполне   возможно истреблять частями, не вызывая при этом никакого возмущения у остальной  массы русского народа, живущего в это самое время своей обыденной жизнью. Стоит ли потом удивляться тому, что когда русских людей в 1990-1991 годах резали в Чечне, в Таджикистане, в Туве, гнали с Прибалтики, Грузии, Азербайджана, Молдавии -  сердца подавляющего большинства русского народа были спокойны и безмятежны, поскольку никого из них лично не трогают,  убийства и унижения людей из числа собственного  народа  нисколько их  не касаются.

 

 

Теперь от размышлений, вернемся снова  к документальным свидетельствам того страшного отрезка истории нашей  Родины, преисполненных мук и страданий  русского народа  (великороссов, малороссов, белорусов, казаков), на своей отчей земле.

 

В январе 1930 г. вышло постановление «О ликвидации кулачества как класса в пределах Северо-Кавказского края».  

 

Осенью 1930 г.  прошли массовые аресты казаков в Москве — проходивших по сфабрикованному органами ГПУ делу о т.н. «Казачьем блоке». Всего были осуждены 79 человек. Как гласило обвинительное заключение: «В августе-ноябре 1930 г. Особым отделом ОГПУ была раскрыта и ликвидирована существовавшая в Москве казачья контрреволюционная группировка, состоявшая в большинстве своем из видных казачьих контрреволюционных деятелей и белых офицеров, бежавших в свое время за границу и возвратившихся в СССР…»

 

8 апреля 1931г. по делу были расстреляны  31 человек — в том числе бывший оренбургский атаман генерал-майор Н.С. Анисимов, член Кубанской Рады и правительства П.М. Каплин, известные белые генералы А.С. Секретев, Ю.К. Гравицкий, И.Л. Николаев, Е.И. Зеленин, члены Донского войскового круга Мамонов, Чипликов, Медведев, Давыдов… Остальных ждали концлагеря, членов их семей — высылка…

 

Хотя были, конечно, и примеры сопротивления, в том числе и вооруженного (например, массовые волнения в феврале 1930 г. в селах и станицах Барашковское, Весело-Вознесенское, Константиновская, Новый Егорлык, Ново-Манычское),  для их подавления  на Кубани использовалась даже авиация; небольшие же группы казаков продолжали борьбу вплоть до прихода немцев в 1942г.  Однако в целом по Северо-Кавказскому краю (97 районов Дона, Кубани и Ставрополья) коллективизация завершилась без особых эксцессов. «Кулаки» и прочий «антисоветский элемент» арестованы и высланы (согласно сводке штаба СКВО, к 1 марта 1930 г. по Северному Кавказу было «изъято» 26261 человек, в большинстве своем казаков).

 

Осенью 1932 — весной 1933 г.   Украину, Северный Кавказ, Поволжье, Казахстан, Западную Сибирь, юг Центрально-Черноземной области и Урала охватил невиданный голод. Искусственно организованный сатанинско-богоборческой  властью. Голодала  территория  с населением около 50 млн. человек.

 

Ввели в обиход  систему «черных досок» (названных так по советской традиции — в отличие от «красных досок» почета). На «доску позора» заносились станицы, по мнению партии, не справившиеся с планом хлебосдачи.

 

3 ноября 1932 г. было издано постановление, обязывавшее единоличные хозяйства под страхом неминуемой уголовной  ответственности по ст. 61 УК (смертная казнь) работать со своим инвентарем и лошадьми на уборке колхозных полей.

 

 «В случае «саботажа», — разъясняла краевая партийная газета «Молот», — скот и перевозочные средства у них отбираются колхозами, а они привлекаются к ответственности в судебном и административном порядке».

 

Принудительные меры встречали пассивное сопротивление — людей вынуждали укрывать зерно для пропитания в т.н. «черных ямах». Местный актив кивал на «вредителей» (хотя совсем недавно Юг России накрыли три волны раскулачивания и выселений). 4 ноября вышло новое постановление. По Северо-Кавказскому краю самыми «отстающими» признали районы Кубани: «Кубань организовала саботаж кулацкими контрреволюционными силами не только хлебозаготовок, но и сева». Крайком партии совместно с представителями ЦК (комиссия во главе с Л.М. Кагановичем — А.И. Микоян, М.Ф. Шкирятов, Г.Г. Ягода и др.) постановил:

 

«За полный срыв планов по севу и хлебозаготовкам занести на черную доску станицы Новорождественскую, Медведовскую и Темиргеевскую. Немедленно прекратить в них подвоз товаров, прекратить всякую торговлю, прекратить все ассигнования и взыскать досрочно все долги. Кроме того, предупредить жителей станиц, что они будут в случае продолжения «саботажа» — выселены из пределов края и на их место будут присланы жители других краев».

 

В «позорно проваливших хлебозаготовки» районах (Невинномысский, Славянский, Усть-Лабинский, Брюховецкий, Кущевский, Павловский, Кропоткинский, Новоалександровский и Лабинский) была прекращена всякая торговля. Из Ейского, Краснодарского, Курганинского, Кореновского, Отрадненского, Каневского, Тихорецкого, Армавирского, Тимашевского, Новопокровского районов также приказано было вывезти все товары, закрыв лавки.

 

На совещании партактива края комиссия ЦК потребовала любой ценой завершить хлебозаготовки к декабрю. По всему краю начались повальные обыски для «отобрания запасов хлеба у населения». Были созданы комсоды — комитеты содействия из наиболее оголтелых активистов.

 

«Молот» сообщал:

 

 «Ежедневно активы коммунистов открывают во дворах спрятанный хлеб. Хлеб прячут в ямы, в стены, в печи, в гробы на кладбищах, в… самовары» . Газета требовала: «Эх, тряхнуть бы станицу… целые кварталы, целые улицы… тряхнуть бы так, чтобы не приходили по ночам бежавшие из ссылки враги!..»

 

Вспоминает И.Д. Варивода, в то время секретарь комсомольской организации станицы Новодеревянковской:

 

«Созвали комсомольцев и пошли искать по дворам хлеб. А какой саботаж? План хлебозаготовок был выполнен, все сдали! За день нашли в скирде один мешок пшеницы. Нашли! Вот это и было надо. С этого и началось. Станица была объявлена вне закона, сельсовет распущен, всем руководил комендант. Окружили кавалерией — ни зайти, ни выйти, а в самой станице на углах пехотинцы: кто выходил после 9 часов вечера — тех стреляли без разговору.

 

Закрыли все магазины, из них все вывезли, до последнего гвоздя. Для политотдела был особый магазин, там они получали сахар, вино, крупы, колбасу. Три раза на день их кормили в столовой с белым хлебом. А таких, как я, активистов тоже три раза на день кормили, хлеб давали, 500 г — не белый, а пополам с макухой… Люди приходили к столовой, тут же падали,  умирали…»

 

В.Ф. Задорожный из Незамаевской рассказал:

 

«В конце 32-го года в станицу вошло латышское военное подразделение и отряды местных активистов. Станицу оцепили, никого не впускали и не выпускали. Особенно старались местные комсоды, среди которых выделялся Степан Бутник — он, обходя подворья, забирал не только съестное, но и имущество. У Задорожных ему приглянулась усадьба со всем хозяйством — он выгнал хозяев и поселился там!..»

 

О свирепости комсодовцев рассказала и Т.И. Клименко.

 

«Под благовидным предлогом они сначала сами советовали укрывать зерно, затем, выследив, заявляли и указывали, где что припрятано. Прямо на подводах они развязывали узлы с барахлом и делили награбленное между собой… У кого сохранились коровы, всех заставляли вывозить покойников в 12 траншей, что вырыли на окраине станицы. В ямы сбрасывали и еще живых, поэтому там слышался постоянный стон, а наполненные ямы как бы пошевеливались от потуг пробующих выбраться. Были и случаи людоедства! По словам Таисии Ивановны, у ее напарницы по бригаде Василисы Бирюк девчата Мирошника поймали младшего братишку, убили и в горшках засолили мелкими кусочками. Станичники старались не выпускать детвору за ограды дворов. Убийц-людоедов называли «резунами»…

 

Сотни семей были отправлены в Сибирь и на Урал. Станица буквально опустела! Из 16 тысяч прежнего населения осталось около трех с половиной тысяч. И сейчас в Незамаевской живет всего 3266 человек…

 

И снова вспоминает И. Варивода:

 

«Голые, как попало набросанные на гарбы — кто висел через драбины головой, у кого руки висели до земли, кто одну или обе ноги задрал вверх — окоченелые, «враги народа» совершали последний путь на цэгэльню, на Бакай. Там был раньше кирпичный завод и глину брали из карьера. Бросали всех в братскую могилу, от младенцев до бородачей. Бросали и живых еще, но таких, что уже все равно дойдут, умрут…

 

 

Писатель В. Левченко привел фрагменты переписки кубанцев с родственниками в эмиграции. Пишет в Югославию мать казака:

 

«…На самый Новый год пришли к нам активы и взяли последние три пуда кукурузы. А потом позвали меня в квартал и говорят: «Не хватает 4 килограмма, пополни сейчас же!» И я отдала им последнюю фасоль. Но этим не закончилось. Они наложили на меня еще 20 рублей штрафу и суют мне облигации, которых я уже имею и так на 80 рублей. На мое заявление, что мне не на что их взять, мне грубо ответили: «Не разговаривай, бабка! Ты должна все платить, так как у тебя сын за границей». Так что, милый сынок, придется умереть голодной смертью, так как уже много таких случаев. Харчи наши последние — одна кислая капуста, да и той уже нет. А о хлебе уже давно забыли, его едят только те, кто близок Советской власти, а нас каждого дня идут и грабят. В станице у нас нет мужчин, как старых, так и молодых, — часть отправлена на север, часть побили, а часть бежала кто куда…»

 

Приписка от дочери: 

 

«Дорогой пaпa! Я хожу в школу-семилетку, в пятый класс. Была бы уже в шестом, но меня оставили за то, что я не хожу в школу по праздникам. Но я за этим не беспокоюсь, так как школы хорошего ничего не дают, только агитация и богохульство. Всем ученикам выдали ботинки, а мне ничего не дали и говорят: «Ты не достойна советского дара, у тебя отец за границей». Но я тебя по-прежнему люблю и целую крепко. Твоя дочь Маша» .

 

 

Советский историк Н.Я.Эндельман  писал:

 

 «по всей Кубани опухших от голода людей сгоняли в многотысячные эшелоны для отправки в северные лагеря, во многих пунктах той же Кубани на государственных элеваторах в буквальном смысле слова гнили сотни тысяч пудов хлеба…» .

 

В декабре «Молот» пишет:

 

 «Мы очищаем Кубань от остатков кулачества, саботажников и тунеядцев… Остатки гибнущего класса озверело сопротивляются. Нам на Северном Кавказе приходится считаться с тем фактом, что недостаточна классовая бдительность, что предательство и измена в части сельских коммунистов позволили остаткам казачества, контрреволюционной атаманщине и белогвардейщине нанести заметный удар по организации труда, по производительности в колхозах. Мы ведем на Кубани борьбу, очищая ее от паразитов, нанося сокрушительные удары партийным и беспартийным». 

 

По мнению «Комсомольской правды», многие первичные колхозные организации, а нередко и районные, превратились на Кубани в «полностью кулацкие», секретари райкомов и председатели райисполкомов стали «саботажниками и перерожденцами». Их арестовывали и расстреливали; по краю было исключено из партии 26 тыс. чел. — 45% коммунистов…

 

 Людей не выпускали из охваченных голодом областей, держали на месте насильно. Об этом позаботилось высшее руководство страны Советов.  22 января 1933 г. Сталин и Молотов предписали ОГПУ Украины и Северного Кавказа не допускать выезда крестьян — после того, как «будут отобраны контрреволюционные элементы, водворять остальных на места их жительства» . На начало марта было возвращено 219460 чел. Отмечались случаи немедленной расправы с людьми на местах, у железнодорожных станций…

 

С ноября 1932 по январь 1933 г. Северо-Кавказский крайком ВКП(б) занес на «черные доски» 15 станиц — 2 донские (Мешковская, Боковская) и 13 кубанских: Новорождественская, Темиргоевская, Медведовская, Полтавская, Незамаевская, Уманская, Ладожская, Урупская, Стародеревянковская и Новодеревянковская, Старокорсунская, Старощербиновская и Платнировская .

 

По краю только за 2,5 месяца с ноября 1932 г. брошено в тюрьмы 100 тыс. чел., выселено на Урал, в Сибирь и Северный край 38404 семей. Из станиц Полтавской, Медведовской и Урупской выселены все жители — 45639 чел. Уманская, Урупская и Полтавская были переименованы — в Ленинградскую, Советскую и Красноармейскую (в октябре 1994 г. глава администрации края Е. Харитонов возвратил Полтавской ее имя). На место выселяемых, убитых и умерших от голода селили порой тех самых, кто их уничтожал. Так, Полтавская — Красноармейская заселена семьями красноармейцев, Новорождественская — сотрудников НКВД.

 

Согласно справке ОГПУ от 23.02.1933 г., самый сильный голод охватил 21 из 34 кубанских, 14 из 23 донских и 12 из 18 ставропольских районов (47 из 75 зерновых). Особо неблагополучны 11 кубанских районов (Армавирский, Ейский, Каневский, Краснодарский, Курганенский, Кореновский, Ново-Александровский, Ново-Покровский, Павловский, Старо-Минский, Тимашевский), Шовгеновский р-н Адыгейской АО и Курсавский Ставрополья.

 

Даже к сегодняшнему дню население репрессированных станиц не может восстановиться хотя бы до половины своего прежнего уровня…

 

Всего, по подсчетам российских и зарубежных ученых, от голодомора 1932-33 гг. погибло не менее 7 млн. человек (некоторые считают, что число погибших было гораздо больше — более 10 млн. ). Власти пытались уничтожить и память о них. Места братских захоронений не обозначались, книги записей рождений и смертей уничтожались, а пытавшихся вести учет жертв расстреливали, как врагов народа.

 

Карательные акции затронули не только станицы, занесенные на «черные доски». Одна только экспедиция особого назначения (латыши, мадьяры и китайцы) в Тихорецкой за три дня расстреляла около 600 пожилых казаков. «Интернационалисты» выводили из тюрьмы, раздев догола, по 200 человек и расстреливали из пулеметов…

 

Приехавший с Кубани словенец доктор Р. Трушнович рассказывал в Югославии о коллективизации и голодоморе:

 

«…Зажиточных казаков… отправляли в Архангельскую губернию. Из первого транспорта никто живым не остался, все были перебиты холодным оружием. Для проведения коллективизации было прислано 25000 рабочих от станков (двадцатипятитысячники)… Объявлено: «Всю тягловую силу, орудия производства и землю сдать в стансоветы. Все необходимое для жизни будете получать пайками».

 

На место сосланных присылали красных партизан из Ставропольской губернии и Центральной России. Жизнь окончательно ухудшилась; паек начали выдавать не подушно, а на рабочего, в результате даже дети принуждены были работать. Но голод все увеличивался. Умирали сотнями. Даже красные партизаны в течение месяца питались только сусликами… Большевики ни перед чем не останавливаются, вздумалось разводить хлопок — выкорчевали возле станицы Стеблиевской виноградники и, несмотря на предостережения казаков, все-таки посеяли хлопок, а потом косили, как траву… Казаков на Кубани осталось мало… Они одеты хуже всех, отчасти желая замаскировать себя и больше походить на пролетариев…»

 

 

Не миновали казаков и волны арестов 1936-38 гг. (те, что накрыли многих большевиков, в том числе и изобретателей «черных досок»). В итоге к концу 30-х было физически истреблено около 70% казаков.



Для тех людей, которые плотно  занимались изучением  темой Гражданской войны в России и ее последствий, я, конечно, не открыл ничего нового,  документы, воспроизведенные выше, достаточно хорошо известны. Публиковалось  это не для них, а для тех, кто, до сих пор  слушает россказни «специально обученных»  людей о насущнейшей  необходимости примирения красного и белого казачества. Будто вопрос стоит не об  изучении истории и тщательном анализе  исторических фактов (что было строжайше  запрещено все годы советской власти. За непослушание – сразу антисоветская статья), а в мнимой опасности возгорания  междоусобицы среди  казаков, придерживающихся различных точек зрения на историю казачества. Чуть ли не водой их надо будет разливать. Нет, ну прям, мощной струей с   брансбойта. Иначе по разным углам оппонентов  не разведешь.

 

К слову,  по поводу междоусобицы можете не переживать, в нужный момент  вам ее организуют в три счета. Как раз те силы, которые,  якобы,  столь яро  безпокоятся о соблюдении вами  техники  (информационной) безопасности.

 

А проблема исторической оценки  белого и красного казачества обозначилась с  первых же  дней (вынужденно объявленного «сверху») начала  возрождения казачества.  В  дальнейшем она   стала одной из главных  точек преткновения на пути развития казачьего общественного движения. Для знающих людей это было  вполне предсказуемо.  Поскольку от разрешения данного вопроса  во многом зависело идеологическое  насыщение возрождаемого  движения, его дух. То есть,  то, что будет определено  основополагающим духовным базисом, исходя  из которого,  станут формироваться современные   традиции казачества.  Ведь, как известно,  миром правит не изобилие дешевой  колбасы, а  идея, слово,  дух. И не для того, партноменктлатура, сноровисто переодевающаяся в демократические одежки, позволила завести речь о  возрождении казачества,   чтобы казачество возродилось действительно, во всей своей мощи и красе. По задумке кураторов разворачивающего процесса  возрождения, дабы этого не случилось,  его постоянно  должна изъедать изнутри  ржа. И продолжение  использования  совковой  интерпретации истории России и русского народа подошло  для данной цели, как нельзя лучше. Но совсем замалчивать тему расказачивания было невозможно. По обыкновенной причине.   Каким образом тогда объяснять, после чего, собственно говоря, возрождается казачество, в результате  каких политических катаклизмов оно практически исчезло с лица земли? Выход придумали.  Новоявленными казачьими генералами (настойчиво)  не рекомендовалось казакам (членам их общественных организаций) слишком остро подымать вопросы  о геноциде казаков, о безпощадном их преследовании государственным  аппаратом  в годы советской власти. Дескать,  такие  разговоры внесут раскол в казачью среду, посеяв в ней раздор и смуту. Если вдуматься, в  среду, которая на тот момент даже приблизительно не была воссоздана. Однако уже наперед закладывалась табуированная тема.  По сути, запрет на изучение собственной истории. Со временем даже памятник установили в Новочеркасске, посвященный примирению казаков разных политических взглядов, с красивой витиеватой надписью:

 

"Во имя памяти о прошлом, Во имя настоящего и будущего казачества. Мы пришли к примирению и согласию. Слава Богу, что мы - казаки".

 

С момента его возведения, он  стал служить дополнительным аргументом  по затыканию рта чересчур назойливым правдолюбам, каменным.  Смотри, мол, неугомонный, даже памятник  изваяли, знаменующий собой примирение между красным и белым казачеством. Красиво звучащая цель  и выглядящая по мотивации весьма   благородно.  Да, если бы не было бы это совершенно надуманным. Дело в том, что нет в природе вещей на самом  деле никакого разделения казачества по принципу: красное и белое, и обозначается разделение казаков в годы Гражданской войны совсем по-другому.  Были казаки, которые поднялись на защиту веры православной, своих исконных  традиций и обычаев, которые защищали отчую землю,  чтобы оставаться на ней полновластными хозяевами, а не прозябать на ней жалкими прислужниками инородцев. И были те, кто, поддавшись на сладкие  посулы банды международных преступников (большевиков) о  земном рае, пошли за этой бандой крушить  устои государства Российского, вместе с ними и устои  казачьей жизни, помогая  им закабалять собственную   Родину под тяжеленным спудом  инородческого  ига (в православных преданиях именующего  игом  жыдовским).

 

Ладно, когда бы о подобном   примирении говорили наши предки, втянутые в водоворот братоубийственной Гражданской войны (им-то как раз подобной  возможности никто не предоставил), а то говорим мы, люди, которым прекрасно  известны итоги смуты 1917г., и соответственно, у нас имеется возможность   вдумчиво разобрать, кто за что бился на той далекой войне.

 

 Поэтому  ставить между красными и белыми казаками  знак равенства -  все равно, что  поддаваться приступам безумия и суицидирования.  Со всеуглубляющимися в народную почву    метастазами проблем  духовного плана.

 

Только глубокое изучение истории, культуры и традиций своего  народа позволит нам не повторять трагических ошибок прошлого, и сохраниться в мировой истории, как народу сильному  и самодостаточному.

 

 

Слава Богу, что мы казаки!



Казак станицы Луганской, член Межрегионального Союза писателей Украины, член Союза Писателей России, председатель правления Литературно-Исторического Клуба «РусичЪ», Дмитрий Николаевич Юдкин.

Top