Прощание с конвоем. худ. Павел Рыженко.

Отсутствие глубокого изучения внутриполитической ситуации накануне Февральского переворота 1917 г., идеологизация темы в советское время создали ложное представление о том, что в этот период Император Николай II самоустранился от дел, не придавал большого значения поступающей ему информации и, по существу, своим бездействием (безволием) предопределил победу февралистов.

Подобные утверждения полностью игнорируют тот факт, что Государь, обладавший гораздо большим объёмом информации, чем любой из его современников, исходил из объективной реальности сложившейся к концу 1916 - началу 1917 года. По словам генерала А.И. Спиридовича, накануне февральских событий «Государь был полон энергии и много работал. Никакой апатии, о чём так много говорили, особенно в иностранных посольствах, у него не было. Иногда были заметны усталость, особая озабоченность, даже тревога, но не апатия».

Николай II не применял репрессий к оппозиции, так как полагал, что эти меры только ускорят нарастание противостояния в обществе, опасного накануне большого наступления на фронте. После же успешного наступления, Император был готов дать решительный отпор думским заговорщикам. Академик Н.Н. Яковлев писал: «Самодержец полагал - время подтвердить его волю еще не стало. Он видел, что столкновение с оппозицией неизбежно, знал о ее настроениях (служба охранки не давала осечки и подробно информировала царя), но ожидал того момента, когда схватка с лидерами буржуазии произойдет в иных, более благоприятных условиях для царизма. Николай II перед доверенными людьми - бывшим губернатором Могилева (где была Ставка) Пильцем и Щегловитовым говорил - нужно повременить до начала весеннего наступления русских армий. Новые победы на фронтах немедленно изменят соотношение сил внутри страны и оппозицию можно будет сокрушить без труда. С чисто военной точки зрения надежды Царя не были необоснованны. Как боевой инструмент русская армия не имела себе равных, Брусиловский прорыв мог рассматриваться как пролог к победоносному 1917 году».

В тот день, когда тело Г.Е. Распутина доставали из Невы, Императорский поезд остановился на перроне Собственного Его Величества павильона в Царском Селе. Здесь Николай II собирался остаться надолго, вплоть до весеннего наступления на фронте, и всю свою деятельность сосредоточить на подавлении заговора, в подготовке которого он не сомневался. Как писал С.С. Ольденбург: «Государь взял на себя руководство общим положением. Прежде всего необходимо было составить правительство из людей, которым Государь считал возможным лично доверять. Опасность была реальной. Убийство Распутина показало, что от мятежных толков начинают переходить к действиям. Оценка людей поневоле становилась иной. Люди энергичные и талантливые могли оказаться не на месте, могли нанести вред, если бы оказались ненадежными».

В правительство пришли люди правого толка: председатель Совета Министров князь Н.Д. Голицын, министр юстиции Н.А. Добровицкий, военный министр генерал М.А. Беляев, народного просвещения сенатор Н.К. Кульчицкий, внутренних дел А.Д. Протопопов. Очевидно, что последнее правительство Российской империи под председательством князя Н.Д. Голицына было неоднородным, и по общему признанию большая часть его представителей не обладала выдающимися государственными талантами. Но также очевидно, что это новое правительство, созданное Николаем II накануне переворота, было временным, переходным.

1 января 1917 г. на должность председателя Государственного совета Николай II назначил убеждённого монархиста И.Г. Щегловитова. Государь его очень ценил, считая человеком «опытным и большой государственной мудрости». Ряд сведений заставляет полагать, что именно Щегловитов должен был сменить князя Н.Д. Голицына в должности главы кабинета. Не случайно, что И.Г. Щегловитов был арестован февралистами одним из первых.

И.Г. Щегловитов предлагал полностью обновить Государственный совет и ввести в него только консерваторов и монархистов. 14 января он представил Царю записку «православных кругов», которые предлагали распустить Государственную думу, назначить в правительство только верных Самодержавию лиц, ввести военное положение в столице, закрыть все органы левой печати, провести милитаризацию заводов, работающих на оборону. 21 января 1917 г. Император Николай II написал на этой записке: «Записка достойная внимания». Бывший министр внутренних дел H.A. Маклаков в письме Императору говорил о необходимости «восстановить государственный порядок, чего бы то ни стоило». Власть должна быть «уверенной в победе над внутренним врагом, который давно становится и опаснее, и ожесточеннее, и наглее врага внешнего». Важнейшим шагом Маклаков считал роспуск Государственной думы.

Между тем, план действий Прогрессивного блока заключался именно в том, чтобы спровоцировать правительство на роспуск Думы, после чего организовать беспорядки в её поддержку среди рабочих, молодёжи и даже в войсках. В секретном докладе начальника Петроградского Охранного отделения генерала К.И. Глобачёва в конце января 1917 г. сообщалось, что представители руководящего думского большинства собираются «повторить события 9 января 1905 года». Застрельщицей этого нового «Кровавого воскресенья» должна была стать меньшевистская Рабочая группа ЦВПК, которая собиралась к открытию очередной думской сессии провести 14 февраля 1917 г. «мирную демонстрацию». О характере этой «мирной» демонстрации свидетельствуют донесения Охранного отделения, в которых акция Рабочей группы прямо определялись как восстание. 24 января Рабочая группа распространила среди рабочих прокламацию, в которой призывалось «решительно устранить самодержавный режим».

Однако 27 января Петроградское Охранное отделение нанесло по замыслам заговорщиков ощутимый удар, арестовав всё руководство Рабочей группы: К.А. Гвоздёва, И.И. Емельянова, Г.Х. Брейдо, Е.А. Гудкова, В.М. Абросимова и др. Все арестованные были заключены в тюрьму Кресты. Руководство рабочей группы было обвинено в том, что оно «под предлогом участия в учреждении содействий обороне страны» стало «на путь организации революционного движения в Империи».

Аресты были произведены с санкции министра внутренних дел А.Д. Протопопова, который при этом категорически отказался арестовывать А.И. Гучкова. Министр исходил из того, что, арестовав Рабочую группу, охранное отделение фактически его обезоружило. Протопопов исходил из имеющейся оперативной информации, согласно которой любое массовое выступление должно было быть связано с роспуском Государственной думы.

Николай II также исходил из того, что, провалив организацию всеобщей забастовки 14 января 1917 г., которую Прогрессивный блок обещал обратить в революцию, думская оппозиция в значительной мере подорвала свой авторитет. Действительно, арест Рабочей группы произвёл на Гучкова и его единомышленников «ошеломляющее впечатление». Как писал генерал К.И. Глобачев, у Гучкова «была выдернута скамейка из-под ног; связующее звено удалено и сразу обрывалась связь центра с рабочими кругами». Среди октябристов в конце января 1917 г. наметился явный раскол - часть из них была готова примириться с правительством. В этих условиях роспуск Думы становился не только бесполезным, но и вредным для правительства шагом.

После ареста Рабочей группы, Николай II считал необходимым показать Думе готовность к компромиссу, проявлением которого стал визит Царя в Таврический дворец 9 февраля 1916 г. По общему признанию, он был восторженно встречен большинством депутатов. Однако представители Прогрессивного блока во имя своих политических амбиций были готовы идти против большинства, собираясь поставить общество перед свершившимся фактом переворота.

Своеобразным символом противостояния монарха и радикальной оппозиции стала встреча в фойе Думы Николая II и П.Н. Милюкова. Когда Государь подошёл к группе прогрессистов, Милюков «почувствовал на себе его пристальный взгляд. Несколько мгновений я его выдерживал, потом неожиданно для себя... улыбнулся и опустил глаза. Помню в эту минуту, я почувствовал к нему жалость, как к обреченному. Царь обернулся и вышел».

Прогрессивный блок стремился именно к свержению Монарха, а не к поиску компромисса с ним. Оппозиция была чужда идеи «Священного единения». Также ей не нужно было участие в императорском правительстве. Все цели оппозиции были направлены на одно - захват власти.

На следующий день после визита в Думу, 10 февраля 1917 г. Николай II подвергся сильному давлению со стороны председателя Думы М.В. Родзянко, который потребовал удаления министра внутренних дел А.Д. Протопопова и предупредил, «что не пройдет трёх недель, как вспыхнет такая революция, которая сметёт Вас, и вы уже не будете царствовать».

Со своей стороны великий князь Александр Михайлович в резкой форме убеждал Государя выполнить требования думской оппозиции. После того, как Николай II ответил ему холодным отказом, великий князь писал своему брату великому князю Николаю Михайловичу, что Николай II и Александра Федоровна «уступят только силе». Великий князь писал, что «вопрос стоит так: или сидеть, сложа руки и ждать гибели и позора России, или спасать Россию, приняв героические меры». Эти «героические меры» были сформулированы Александром Михайловичем в письме к Государю, в котором предлагалось не вводить Ответственного министерства, призвать к власти людей «пользующихся доверием страны», а Думу - распустить. Такая программа больше всего устраивала на тот момент А.И. Гучкова, который был хорошо осведомлён об этом письме от самого автора.

Объективно к февралю 1917 г. против Царя объединились представители думской оппозиции, крупного капитала, революционного крыла Думы и руководство Ставки. Чрезмерная загруженность Государя общегосударственными и военными проблемами, его частые отъезды из столицы имели свои отрицательные стороны. И.Л. Солоневич писал, что: «Государь Император был перегружен сверх всяческой человеческой возможности. И помощников у него не было. Он заботился и о потерях в армии, и о бездымном порохе, и о самолетах И. Сикорского, и о производстве ядовитых газов, и о защите от ещё более ядовитых салонов. На нём лежало и командование армией, и дипломатические отношения, и тяжелая борьба с нашим недоношенным парламентом».

Эта загруженность привела к тому, что Император Николай II начал терять контроль над ситуацией внутри страны. При отсутствии должной деятельности соответствующих министерств и всё возрастающей активности думской оппозиции страна быстрыми темпами шла к социальной нестабильности. Впечатление от военных успехов дезавуировались оппозиционной пропагандой о «тёмных силах», «измене» и т.д.

Великий князь Кирилл Владимирович писал, что «Государь чувствовал, что может доверять лишь немногим из своего окружения. Атмосфера политиканства разъедала русское общество. Великий князь Александр Михайлович свидетельствовал, что политиканы мечтали о революции и смотрели с неудовольствием на постоянные успехи наших войск. Мне приходилось по моей должности часто бывать в Петербурге, и я каждый раз возвращался на фронт с подорванными моральными силами и отравленным слухами умом».

После убийства Г.Е. Распутина в Департамент полиции шёл поток сообщений о покушениях, готовящихся на Царскую Чету, о грядущем дворцовом перевороте. Государыня говорила лейб-медику Е.С. Боткину, что она «совершенно одна. Его Величество на фронте, а здесь у меня нет никого, кому я могла бы доверять. Что самое ужасное в этом деле, это то, что после убийства нашего Друга, которого я получила от полиции, выяснилось, что это только начало. После него они планируют убить Анну Вырубову и меня».

20 февраля 1917 г. перед своим отъездом в Ставку Николай II принял главу правительства князя Н.Д. Голицына и передал ему приготовленные указы Сенату о роспуске Государственной думы: «На основании статьи 105 Основных Государственных Законов Повелеваем: Государственную думу распустить с назначением времени созыва вновь избранной Думы на (пропуск числа, месяца и года). О времени числа производства новых выборов в Государственную Думу последуют от Нас особые указания. Правительствующий Сенат не оставит учинить к исполнению сего надлежащего распоряжения. НИКОЛАЙ». Государь уполномочил Голицына воспользоваться ими в случае экстренной надобности, проставив лишь дату и протелеграфировав о том в Ставку.

Однако по-прежнему Николай II полагал роспуск Государственной думы явлением крайне нежелательным. По большому счёту, Царю нечего было опасаться разного рода заговорщиков и «реформаторов» в том случае, если бы ему была верна армия. Но как раз именно этот фактор и стал роковым и для Императора Николая II, и для монархии в целом. И.Л. Солоневич метко подмечал, что «Государь Император допустил роковой недосмотр: поверил генералам Балку, Гурко и Хабалову. Именно этот роковой недосмотр и стал исходным пунктом Февральского дворцового переворота. Это предательство можно было бы поставить в укор Государю Императору: зачем Он не предусмотрел? С совершенно такой же степенью логичности можно было бы поставить в упрек Цезарю: зачем он не предусмотрел Брута с его кинжалом?».

Пётр Мультатули

Источник: http://rusimperia-inf.ru/catalog/5866.html