Надо выжить

Опубликовано 11.10.2015 в Ирина Горелова, ЛИК «РусичЪ», Северодонецк

Как назвать главу? «Выстояли»? «Выдержали»?  Может, «Герои», как пишут о нас друзья и родственники?
Для меня герои - это те люди, которые остались, которые стали привыкать жить в огне обстрелов, в оккупации военными этой же, некогда братской республики, в непрерывном давлении, когда ты вынужден контролировать - что сказал, как посмотрел, иначе тебя сдадут как сепаратиста. Всё с ног на голову. 

Но те, кто выехал, испытывали – и продолжают проживать - не меньший стресс, а может, и больший. Потому что надо научиться жить в иных условиях, не просто в иных, надо научиться жить вне обжитых, привычных мест, научиться не возненавидеть страну, которая выплюнула тебя и теперь неизвестен час возвращения. 

Да, вот так, наверно, было в ту революцию, которая тоже по сути была незаконным переворотом. И наверно, им тоже казалось, что всё скоро изменится и можно будет вернуться домой, окунуться в привычную атмосферу друзей, работы, и пройти по улицам своего города, лечь в свою постель, словно забраться под крыло матери. Как раньше. 

Нет. Уже не будет как раньше. Как дважды не войдёшь в одну и ту же реку, так не получится вернуться в то время, где был счастлив. Когда это и произойдёт, то мы придём туда все изменившиеся. И те, кто остался, тоже будут изменившиеся. 
Многим, очень многим людям со временем хочется вернуться в город своего детства, потому что там был счастлив. Это чувство уюта и защиты, беззаботности и оптимистичных надежд. 

Несколько лет назад мне волей случая удалось возвратиться в посёлок своего детства, туда, где я выросла и прожила почти до выпускного класса. Встретились с друзьями, знакомыми, это была радость. Ностальгически прошла по улицам детства, всё знакомо, но изменилось. Изменилась и я. Спустя какое-то время я поняла, что ожидала большего. Видимо, хотела того чувства, которое было в детстве. Хотела иных ощущений. Но этого не произошло.
И вот теперь, прожив год в чужом городе, вынужденно покинув свой мир, свой привычный круг жизни, я понимаю, что когда вся эта война закончится, мы обязательно встретимся - и те, кто оставались, и те, кто уезжали. 
Но всё будет иначе. Мы будем радоваться встрече, выпьем за победу, и внутри у каждого будут свои эмоции. 
У тех, кто оставался, непременно будет ревностное чувство к нам, возможно, как к предателям, потому что они остались и выжили; а у нас будет сомнение, что мы не остались, а покинули. Хотя причины остаться или уехать были веские, и для каждого свои. 

Наверно те, кто уезжал в революционные годы во Францию, Америку, Австралию и ещё Бог весть куда, тоже ждали, когда их страна образумится и закончится революционный угар. Но бОльшая часть эмиграции так и не дожили до чудесного дня возвращения. Как и мой отец, ставший теперь небесным жителем на родине, в России, но словно чужеземец с синим трезубым паспортом.  
Верю, что по всем предсказаниям, мы ещё вернёмся в наш город, встретимся с друзьями, поедем в свой храм на совместное богослужение…
А сейчас, каждый день надо жить, обретать новых друзей, создавать мир заново.
Наше спасение лишь в том, что мы в одном языковом и культурном пространстве, что нам не надо переучиваться и ломать внутреннюю традицию, в конце-концов, это наша родина. Вроде бы это легче, чем в Европу. 
Но в некотором смысле это ещё более унизительно, потому что помогает нам не государство, как кричат во всех сми, а помогают простые люди. 

Приехав в около-столичный город, нам вновь пришлось привыкать. Привыкать к новому жилью, к маленькой квартирке, к углам, о которые бесконечно все бились, к новой неудобной постели, к непривычной плите, к иному столу и пище, ко всему новому. 
Оно не плохое. Нет. Но это всё не наше. Всё чужое. 
Я никогда не жила на съёмных квартирах, мне никогда не пришлось привыкать, потому что даже в те годы, когда приходилось подолгу жить у друзей и знакомых по городам и весям, я знала, что это совсем ненадолго, временно, что скоро попаду домой, в свой уют и спокойствие, в свой мирок. Здесь же мы все понимали, что это на неопределённое время, причём совсем непонятно, насколько долгое.

Раз уж мы решили оставаться, надо было делать документы, чтобы не жить нелегальщиками, тем более, что родственники отнеслись к нам милосерднейшим образом, пристроив всех работоспособных на работу.
Моё твёрдое убеждение – что в этой жизни женщина не должна много работать, пришлось задвинуть в карман. 
Да, я в этом уверена. Женщина, которая родила и обслуживает семью, не должна работать наравне с мужчиной. Его, мужское предназначение - обеспечивать семье уровень жизни, а женщина должна поддерживать тепло и уют очага. 
Но сейчас мне пришлось не быть, а стать сильной как никогда. Я не хотела, не искала путей стать сильнее. Я вынуждена была стоять в этих унизительных очередях, контролируя свой номерок изо дня в день, понимая, что всё произойдёт не скоро. 

Дороги - ежедневные, многонедельные, многомесячные дороги и хождение из одной очереди в другую, выслушивание отказов от всевозможных инспекторов и представителей вплоть до представителей президента, унижение от мелких клерков русской бюрократии - всё это меня ломало и закаляло одновременно.
Я отчаянно сопротивлялась этой закалке – из огня да в полымя, и вновь на костёр унижения. Уговаривая себя лишь тем, что живая, а не раненая или убитая, как огромное множество людей в этой кровавой трагедии на окраине России – в безумном проекте «Украина».

Суицидальные попытки, слава Богу, оставались только на обочине моего существования в эти безумные месяцы. Раскаяние и покаяние не приносило облегчения. Потому что в подавляющем большинстве, когда смотрят на твою одежду и внешность, люди не видят твоё израненное сердце и боль души. Возможно потому, что долгое время я не находила настоящей поддержки со стороны священства. Но настал момент, и словно всё совпало. 
Духовная помощь священника, которого в этот тяжёлый период послал Господь, была чудом, он спасал наши души и не просто окормлял, а поддерживал во всём.
В это же время я попала на приём к начальнице отдела по работе с мигрантами, которая выслушав нашу историю, одним волевым решением прекратила мытарства по очередям.  Женщина с морским именем и красивой наружностью оказалась наделена Господом к тому же милосердным чувством сопереживания и человечностью. Услышав нашу историю, она словно взяла нас под крыло и дала ход документам. Промысел Божий в том, что буквально через неделю её повысили и больше мы не встретились. 

Иногда у меня возникает мысль-предчувствие, что война может прийти сюда, в Россию, чтобы отрезвить бесчувствие и толстую кожуру безразличия и злобы. Наряду с человечностью и широтой души русских людей, поддерживающих нас, многократно приходилось слышать в свой адрес и ко всем вынужденным беженцам пресловутое «понаехали, тут самим мало», «чего вы ноете, вам же платят каждый день». Ни разу, ни копейки мы нигде не получили от государства. Напротив, сплошные поборы и жёсткие рамки. Что я должна доказывать и в чём оправдываться, не пойму, да и на это просто уже нет сил. 

Война приходит, чтобы дать понять человеку, как глупо цепляться за то материальное, что имеешь, за все эти мифические блага. Война приходит, чтобы все национальности, бедные и богатые, молодые и старые, здоровые и больные – встали плечом к плечу и перестали задавать глупые вопросы, прекратили ненавидеть соседа за какую-то ерунду и увидели человека в каждом человеке. 
К сожалению, в сытости очень редко возможно единение - понимание. Боль, беда, горе, страх, унижение и беспомощность – только такой коктейль чувств отрезвляет русского человека издавна. Увы.

Хочется верить, что война на Донбассе изменит многое и многих не только на Украине и в России. Она изменит и сплотит русских, славян. Только вместе, как на Пасху – когда Господь созывает постившихся и непостившихся, старательных и беспечных, сытых и благополучных, хромых, косых, сирых и убогих. Надо просто стать рядом - помочь друг другу, и почувствовать эту радость – быть вместе и быть живыми.
Но впереди у нас ещё много горечи и уничижений пока мы не станем гражданами своей же Родины.

Ирина Горелова
Top