«В России есть своя ложь и своя истина, 

                                                  свое безобразие и своя Красота, 

                                                  свой грех и своя святость... 

                                                  И она останется Россией – 

                                                  или ее вообще не будет...»

                                                                         Вадим Кожинов

Вряд ли ошибусь, если скажу, что можно прожить жизнь и не встретить человека, достойного стать главным персонажем литературного произведения. Да, литература – не жизнь и жизнь – не литература, однако хочется порой, чтоб все вокруг заиграло такими красками, чтоб каждое мгновение до последнего вздоха помнилось. Но нередко не понимаем мы и не желаем понять, что краски эти мы видим, может быть, ежедневно. Вернее, смотрим на них. А видят немногие. Недаром и совсем не для красного словца сказано: «Когда б вы знали из какого сора растут стихи, не ведая стыда» или «Я могу из падали создавать поэмы, я люблю из горничных делать королев». 

Жизнь колоритная, наполненная ярким событиями, участиями в переустройствах мира, встречами с интереснейшими людьми, может на поверку оказаться пустой и зряшной. Парадокс? Жизнь! И в то же время достойной оттиснутого на бумаге? и заключенного в переплет описания? может оказаться жизнь человека, от которого «нормальные» (по общепринятым критериям) люди предпочитают держаться подальше и при этом радуются, что чаша эта их миновала. 

Сивый – так представляет читателю главного героя своего романа «Эхом вдоль дремлющих улиц» Дмитрий Юдкин. Первая часть произведения названа «Организм» и рассказывает о выживании, существовании в которых когда-то превратилась жизнь человека. Приют он нашел в подвале, одевается в то, что находит среди отбросов и нередко отвоевывает в битвах с… Нет, не «друзьями по несчастью», нет в этом мире друзей, потому такая формулировка вряд ли приемлема даже в ироническом контексте. Какая дружба, когда ценой жизни могут стать кусок хлеба, пригодная для носки одежда или обувь?! 

Сивый стал бомжом, как и многие представители этого «сословия», в силу обстоятельств, но отчасти и – по собственному желанию. Как это не парадоксально. Да,  добровольно ушел в социальный низ, именно в подвально-свалочные бомжи, а не в благородные бродяги наподобие немалого количества романтических литературных героев. Те свое отжили, ну или впали в долгосрочный анабиоз до возможного появления писателя способного талантливо и современно реанимировать типаж. Пока же все проще, жестче, грязнее и страшнее. Человек сдался, довольно быстро скатился: был «белым воротничком», занимал хоть и не ключевую, но руководящую должность, жил припеваючи: семья, достаток… Подворовывал, как и все, кто «при кормушке» состоял. Потом не захотелось отвечать за проступки – и свои, и за куда более серьезные грехи начальства повыше. Потом…

Дмитрий Юдкин описывает процесс превращения Ивана Крепилина в Сивого не как мученический путь, нет этого и в помине. Наоборот, сначала человек, как говорится «отрывался по полной». Как тут не вспомнить гениальную «Грозу» Островского. Жили Тихоны, живы и будут жить. Только Кабаниха у драматурга была персонифицированной (впрочем, и нельзя иначе в пьесе), а в жизни это – сковывающие душу, не позволяющие жить по воле желаний и страстей условности социума. Избавившись от этих условностей, Иван Крепилин, прожил несколько лет, так сказать, вольной птицей: заработал – прогулял, и – по новой. Но и бесконтрольная свобода в итоге приводит совсем не в рай. Впрочем, о нем, вернее, о том, что даст душе желаемое, у каждого – свое представление. 

Рязанец, Кухарь, Лапоть, Червонец, Шушарик, Катька Рыжик – представители социального дна неприхотливы: им бы непогоду перебыть в тепле, наготу бы прикрыть, поесть да выпить – и все потребности. Нравственные, интеллектуальные и духовные искания для таких людей чужеродны.

Несмотря на то, что немало персонажей романа «Эхом вдоль дремлющих улиц» - деклассированные элементы, произведение это не стоит сопоставлять с пьесой Горького «На дне» или с «Отверженными» Гюго. Даже несмотря на кажущиеся сходства в некоторых моментах. У Горького есть Лука – старец-утешитель, у Юдкина – Аристарх, который «встряхнул» Сивого, заставил его задуматься о возвращении к Ивану Крепилину. Но Аристарх в отличие от Луки – не добрый утешитель, не «как пластырь от нарывов», у Дмитрия  Юдкина бомж-интеллигент Аристарх – скорее не «пластырь», а «скальпель», который помогает вскрыть «нарыв», удалить душевный «гной». 

И Сивый-Крепилин – совсем не Жан Вальжан. Нет у Дмитрия Юдкина романтического преображения под влиянием перенесенного потрясения: так, чтоб – в момент – и – другой человек перед нами. Путь от Крепилина к Сивому был, можно сказать, легким: и тяжелый труд был почти в радость (на воле-то, без сковывающих разум и душу условностей!), и заработанное проматывалось лихо, весело, с удалью. И то, что жизнь в конце концов забросила к бомжам, не показалось трагедией, и даже переход от жизни к существованию (первая часть романа именно потому и названа «Организм») воспринялся поначалу почти как нечто, само собой разумеющееся. 

А возвращение далось нелегко. Совсем не так как у героя Гюго. Да, потрясли Сивого слова Аристарха о том, что мир этот – не его, что должен он вернуться к оставленной много лет назад дочери, стать для нее опорой, найти себя в жизни. Это и произошло, но не по мановению волшебной палочки, хотя своего рода «волшебство» есть и у Дмитрия Юдкина: встреча Сивого со старым другом Борисом, ставшим предпринимателем, но не разжиревшим душевно; он помог материально. А вот морально и духовно Сивый-Крепилин помогал себе в основном сам. Нет в романе доброго монсеньера Бьенвеню. И не может быть в наше время, когда и происходит действие произведения. А основное место действия произведения – не названный провинциальный город в Украине.   

Есть в этом романе о пути человека к себе, своей душе и псевдо-путь к спасению, по которому некоторое время шел и Сивый. Шел за Баркашиком (прозвище – производное от фамилии одного из лидеров русского националистического движения Александра Баркашова). Персонаж этот – лидер этакого «военного поселения» бомжей – один из наиболее колоритных в романе. Его даже можно назвать аллегорическим и в какой-то мере пародийным: 19-летний парень, предводитель ватаги бомжей, «больной» идеями панрусизма, чистоты нации, разговаривающий шаблонными конструкциями, пригодными для митинговщины, приверженец строгой даже палочной дисциплины. Наполеоновские планы имел: возродить подлинную элиту нации, причем из… бомжей. Правда. В одной из бесед с Сивым договорившийся до того, что чистоту нации можно улучшать, так сказать, регулируя численность чуждых порядку элементов, в том числе и… бомжей. Не пародия ли? Пародия. И еще большая пародия то, что «коммуна», где должен был зародиться новый порядок, где проповедовались и даже насаждались здоровье и верность нравственным устоям, жила… воровством. Правда, под идеологическим соусом: мол, «экспроприируя» металл у сомнительных дельцов, мы только участвуем в расшатывании устоев этого гнилого общества. Но сути поступков это не меняло. Баркашик оказался негодным лидером, не смог понять, что «к миру – по этапу, к счастью – под плетями» - не лучший и далеко не самый желанный для многих людей путь. Погиб молодой человек глупо, по собственной вине, от руки одного из своих «ординарцев», которого самонадеянно пытался переделать, причем, с использованием исключительно принуждения и унижений. Куда мудрее оказалась Вика, жена Баркашика, сумевшая перебороть желание отомстить за мужа, видя, что жизнь его убийцы, Рязанца, стала сама по себе наказанием за содеянное, такая жизнь.

Баркашик и Аристарх – своего рода отражения друг друга. Автор используем прием так называемого «литературного зеркала»: оба персонажа – этакая «элита» мира бомжей, но с диаметрально противоположными свойствами. Баркашик – молодой человек, спортсмен и трезвенник, Аристарх – старик, проводящий почти все время на лежанке, любит выпить. Баркашик «толкает речи», следя за идеологической выверенностью; Аристарх просто говорит, не скрывая суровой, а иногда и жестокой правды. Баркашику приходится добиваться уважения к себе, заботиться о пропитании для себя и «коммуны»; Аристарха уважают, так сказать «по умолчанию», всем миром содержат. 

Дмитрий Юдкин родился и живет в Станице Луганской – единственной станице донского казачества, расположенной на территории Украины. Это сказалось и на языке произведения: для романа характерны метафорические обороты, необычные для «приглаженной» литературной речи конструкции. Правда, применяются они автором без злоупотребления и так, что словотворчество не в одном из случаев не мешает, а во многих даже помогает.

Роман «Эхом вдоль дремлющих улиц» - в двух частях. Вторая, названная «Вопреки всему», - о пути человека к обретению себя. Как уже было сказано выше, о пути нелегком, пусть и не крестном, но и отнюдь не устланном лепестками роз. Во второй части, нельзя не отметить, персонажи не столь колоритны, как в первой, но при этом они и неоднозначны. И в внешне благополучной семье Ивана Крепилина была совсем не идиллия, и друг Борис Кандауров оказался вовсе не эталоном высоконравственного поведения. Жизнь Сивого была куда проще жизни Ивана Крепилина, но выбор был сделан все же в пользу Крепилина. 

Нет, традиционного «хеппи энда» у Дмитрия Юдкина нет. В финале романа главный герой, все еще находящийся на пути преображения, спасает из горящего дома мальчика. Совершает поступок, достойный именно Человека.

«Эхом вдоль дремлющих улиц» - роман о человеке, становящимся Человеком.

                                                         Вячеслав Гусаков, поэт, прозаик,