Пытались ли мы выяснить, почему вдруг несколько лет тому назад, когда на Украине случилась оранжевая власть, в употребление был внедрен термин «русский мир». Есть ли этот «русский мир»? Почему мы раньше о нем не задумывались? Отражает ли этот термин какую-то реальность и как можно было бы обычными словами описать то, что за ним стоит. 

Мы будем рассуждать не о географическом аспекте этого нового понятия – тут все знают, о чем речь. Это то, что на нашей памяти называлось СССР, а еще раньше – Россия, о чем мы стараемся и не упоминать. Речь пойдет об осознании себя теми, кого этот мир должен объединять. Что же мы вкладываем в словосочетание «русский мир»? Это не государство, не народ, не конгломерат, охваченный единой культурой, не ареал распространения языка. Возможно, что-то из перечисленного и есть. Но скорее всего под «миром» мы понимаем некую аморфность, которая тем не менее нас роднит. Но если эта реальность есть, то что ее формирует и почему ее не было до 2010 года? Или все же речь о термине? Тогда давайте разбираться, что он обозначает на самом деле. 

Рассматривать смысл этого понятия нужно на примере той «местности», для которой он, собственно, предназначался и для которой он по своему смыслу и цели менее всего подходит. Речь идет о государстве, названном Украина. Не открою Америки, если скажу, что там рассматриваемое понятие воспринимается как ругательство. Чего стоят объявления в киевских подъездах: «Не бросайте мусор – не надо устраивать здесь русский мир». Написано по-русски. Вызывает восторг у многих русскоязычных киевлян. Очевидно, что «русский мир» для Украины не манифест единства ни внутри страны, ни с самими близкими соседями. Почему?  

Удивительно, что и наш восторг по поводу того, что вот, оказывается, есть «русский мир», и ненависть к нему со стороны свидомых украинцев, входящих, по нашей версии, в этот русский мир, при противоположности этих эмоций основаны на абсолютно одинаковом содержании понятия. Для свидомого украинца «русский мир» – это то, что не является русским, но на что русские почему-то претендуют фактически. И что же в основе претензий? Давно кончившаяся и мало кому интересная история, которой наша часть русского мира (будем честны) не чтит, и юрисдикции Русской Православной Церкви, хотя верующими и у нас, и там можно назвать от силы процентов 10 населения. При всей значительности и этих причин для верующего человека, мало кого из всех остальных они увлекут. Итак, украинец воспринимает наши претензии на существование абстракции «русского мира» как некую наглость, не имеющую под собой реальных основ. Одновременно ему с другой стороны подсовывают альтернативу – «древнюю украинскую нацию», которую «гонобили» 1000 лет угро-монголо-финны москали. Что победит в сознании человека, учитывая, что и то, и другое – фикция, нечто надуманное? Своя выдумка или чужая?

 Но самое интересное, что и в понимании авторов концепции «русского мира» он означает то же самое – то, что русским, увы, не является, но к чему мы имеем косвенное отношение в силу некогда бывшей общей истории. По сути, эта концепция не более чем вежливый отказ от мысли о том, что великороссы, малороссы и белорусы – один народ с одной верой, одним языком и взаимообогащающими особенностями, которые ценны и любимы соседями не меньше самих себя. 

Какова же причина того, что мы стали говорить не об одном народе, а о «русском мире»? Можно предположить, что мы боялись кого-то обидеть. А стоило ли так смиряться? Был ли в этом прок? Российский президент, как бы не замечая наших сомнений, в последнее время очень определенно артикулировал свою убежденность, что народы Российской Федерации и Украины – это один народ. И сделал это не единожды. Другое дело, что сейчас сложно понять, что на самом деле привело его к такой мысли. Вероятно, если его спросить прямо, он ответит нечто вроде того, что мы плотно переплетены в семьях, экономике, традициях, ближайшей истории, и невозможно разделить эти родственные и культурные связи. Такая интерпретация сильна тем, что ее невозможно опровергнуть – это наш вполне осязаемый всеми быт, а не апеллирование к прошлому. Президент Белоруссии Лукашенко тоже не стесняясь говорит про белорусов: «Мы все русские люди, но мы не россияне!» Что ж, согласимся и с этим – белорусское государство существует. 

Наверное, и нам нужно отбросить вредные теперь условности. Русский мир – признание разделения русского народа и попытка заменить единство аморфной структурой, как некогда Российская империя и сменивший ее СССР были заменены вежливой формой развода – СНГ. Мы идеологически и методически помогаем тем, кто эту историческую Русь ненавидит, признавая факт уничтожения триединого русского народа. Мы сами расписались, что ее больше нет, она – лишь воспоминание, которое должно отчасти примирить новые этносы.

 Сейчас уже понятно, что благие цели авторов концепции «русского мира» не привели к худому миру на месте доброй ссоры. Вежливость и компромисс не помогли пониманию. Парадоксальным образом то, что должно было продемонстрировать свидомым украинцам (речь не о всех жителях Украины, а о политически озабоченных идеями незалежности, автокефалии и т.п.) нашу идейную и этническую капитуляцию, стало не реверансом в их сторону, а предметом ненависти и насмешек. Почему? Это предмет отдельной статьи. Но нужно понимать, что т.н. «украинская свидомость» – это психотип, который, кроме всего прочего, заставляет воспринимать интеллигентность и желание компромисса как слабость оппонента, дающую возможность требовать еще большего. Вторая, не менее существенная причина: концепция «русского мира» – это, по сути, продолжение советской национальной политики на новой идеологической основе. Но если в бочку варенья вылить бочку фекалий, то получится две бочки фекалий. Попытки воцерковить «советское» – провальны по определению. А сама национальная политика того периода была настроена на разделение русского народа на три. «Русский мир» вольно или невольно оформляет результат этого советского национального проекта, хотя говорить о его окончательном успехе до такого оформления было еще рано. 

И третья, самая важная для нас причина: «русский мир», оформляющий разделение народа на враждующие части, – лукавство, потому что оформлять пока нечего. И это не все понимают, но все чувствуют. Град язвительных насмешек со всех сторон, посыпавшийся на проект, – тому свидетельство. Это лукавство логически непоследовательно, а потому уязвимо. Если мы признаем конец единства, то должны уйти, а не придумывать для этого фиговые листочки в виде новоявленных концепций.  

Возможно, «русский мир» и существует. Это понятие вполне может объяснить суть отношений России и русских к республикам и населению Прибалтики, Казахстана, Средней Азии. Но Великороссия и Малороссия – Русь, не историческая, а реальная, которая никуда не девалась. Мы три государства, но одна страна. И малороссы с великороссами – русский народ, который друг без друга не существует, но разделен границами. Впрочем, та катастрофа, свидетелями которой нам привелось быть, яркое тому свидетельство. Так есть ли смысл держаться за абстрактную концепцию, когда у нас есть реальность – русский народ, который именно сейчас пытаются окончательно разорвать и натравить получившиеся части друг на друга? Называя нас с малороссами русским народом, мы не усугубим нервозность свидомых – дальше уже некуда. Мы просто приобретем моральное право в собственных глазах и в глазах тех, кто не потерял чувство родства. 

Источник: http://pravoslavie.fm/opinion/4093/