генерал А.П. Кутепов

Гвардия в боях под Шельвовом

3 сентября 1916 года ‒ Какова была цель этой атаки?

После того, как имеющее все шансы на успех наступление Гвардейской группы генерала Безобразова было сорвано, ее командир был интригами отстранен от командования, а остатки гвардии были переданы в 8-ю армию генерала Каледина, 3 и 7 сентября 1916 года уже под непосредственным руководством последнего состоялись еще две гибельных для Гвардии атаки «на этот раз уже без всякого плацдарма.

Передавали также, что для успеха этих атак генерал Каледин, мужчина серьезный, жалеть людей не собирается...

Ясно было, что если не дадут настоящей артиллерийской подготовки, ‒ а на нее надежда была плохая, ‒ то мы немцев не только не прорвем, а просто до них не дойдем...». [Макаров Ю.В. Указ соч. С. 332, 335].

Это было ясно полевым офицерам, даже не обремененным генерально-штабным образованием, но видимо было неясно аппарату Ставки, в лице генерала Алексеева и его коллег на фронтах.

«На позиции Шельвов-Свинюхи-Корытница наши и немцы стояли друг против друга уже несколько месяцев. Еще до нас предпринимались атаки и с нашей, и с немецкой стороны, и все были неудачны...

Кажется, 1 сентября заступили на позицию. В первую линию стали преображенцы и егеря. Преображенцы справа, егеря слева. В резерве за преображенцами стали мы [семеновцы], за егерями ‒ измайловцы. Справа от преображенцев, ближе к Шельвову, стала на позицию 2-я дивизия». [Там же. С. 335].

3 сентября одновременно начались наступления 8-й и Особой армий. Прорыва не было ни там, ни там, но нас сейчас интересует Гвардия. Оставим пока открытым вопрос о том, как командовал генерал Каледин в других случаях, но в дело погубления Гвардии он определенно внес свою лепту, наряду с Брусиловым и Алексеевым.

В первый день наступления в результате боя на всем фронте 8-й армии некоторого успеха достигли 1-я гвардейская дивизия и Модлинский полк, ‒ преображенцам, егерям и модлинцам удалось закрепиться в занятых ими участках неприятельской позиции. Однако успехи были достигнуты такой ценой, что гвардия принуждена была остановиться. Брусилов решил перегруппировать свои силы и предпринять новую попытку наступления – теми же окончательно обескровленными полками.

В бою 3 сентября был тяжело ранен командир 14-й Его Высочества роты Преображенского полка капитан Торнау, и убит младший офицер этой роты подпоручик Андрей Николаевич Малевский-Малевич 2-й, недавно прибывший в полк из Лицея. Несмотря на свое недолгое пребывание в полку подпоручик был так любим солдатами роты, что один из них, сибиряк Меженин, три ночи подряд, без всякого приказа рисковал жизнью, что снять с проволоки тело командира и вынести к своим. На третью ночь ему удалось.

И такие отношения между солдатами и офицерами в Императорской Русской Гвардии были правилом, а не исключением. В воспоминаниях капитана Семеновского полка Юрия Макарова есть небольшое наблюдение на эту тему: «Пришли два других “кита” третьего батальона: командир 10-ой роты Владимир Бойе-ав-Геннес, и командир 11-ой Николаша Лялин, племянник реформатора [Полкового] собранья [Семеновского полка] Н.М. Лялина.

Между прочим, у нас в полку служило очень много родственников, два брата было обычное явление. Одно время на войне было 4 Эссена, все родственники, и 4 Бремера ‒ все родные братья и сыновья старого семеновца. Следовало бы у нас в полку завести тот порядок, который был принят во флоте и где номера считались с основания русского флота. Там служили Иванов 31-ый и Петров 28-ой. При таком счислении Владимир Бойе был бы 3-ий.

Оба они, и Бойе, и Лялин, были очень популярны и среди офицеров, и особенно среди солдат. Бойе вырос на хуторе близь Диканьки, говорил “шо” и “дытына” и это, при трехэтажной иностранной фамилии, звучало особенно мило и симпатично.

Николаша Лялин был “пскопской” и, несмотря на полный курс Александровского Лицея, тоже сохранил псковской говорок. Он привез с собой на войну большую и дорогую гармонику, на которой артистически играл, к зависти и восхищению всего батальона. [Здорово играл на гармошке командир 11-ой роты. И как бы он удивился, если бы кто-нибудь ему тогда сказал, что через несколько лет, он, вместе с многими своими товарищами лицеистами, будет расстрелян в качестве “врага народа”.

Когда его судили и приговаривали, то бывших солдат 11-ой роты Семеновского полка о нем, конечно, не спрашивали. - Там же. С. 327].

Оба они, и Бойе и Лялин, были храбрые и отличные офицеры, каждый в своем роде. Один живой и предприимчивый, другой ходячее спокойствие и невозмутимость... Но оба они в высшей степени обладали тем даром алмазной искренности и простоты в обращении, которые только и создают настоящую популярность среди подчиненных.

Нисколько об этом не заботясь, для солдат 10-ой и 11-ой роты они были “свои”, несмотря на Лицеи и иностранные фамилии. И если бы с ними что-нибудь случилось, то ранеными или убитыми, вытаскивать их из-под неприятельской проволоки полез бы добровольно не один десяток человек.

К счастью, таких офицеров у нас было не мало.

Каждый в своем роде, но того же типа были и Свешников и Димитрий Комаров, и Антон Чистяков, и Спешнев, и Павлик Купреянов, и Георгиевский, и Вестман, и Алексей Орлов, и братья Толстые, и братья Шишковы, всех не перечесть...

И почти все они доблестно погибли, большинство на войне, часть во время революции». [Макаров Ю.В. С. 310-311].

Такие были отношения... Для заговора против Царя такая Гвардия, несмотря на все принятые меры, пока решительно не годилась!

«Оценивая бой 3 сентября, ‒ говорит полковник Зубов 1-й ‒ нельзя не отметить, что наша атака опять носила импровизированный характер: войскам не дали возможности ни устроить своих плацдармов, ни подробно изучить позицию противника».

А зачем? Кому нужна гвардейская слава?

«Какова была цель этой атаки?» ‒ много лет спустя задает вопрос капитан Юрий Макаров. ‒ «Прорыв? Но прорывы подготовляли иначе даже и у нас. Демонстрация? Но демонстрация подразумевает серьезные действия на другом участке, откуда нужно во что бы то ни стало и какой угодно ценой отвлечь внимание противника...

Сколько было известно, в это время ни на каком ближайшем участке фронта никакой серьезной атаки произведено не было...

Атаковало несколько дивизий, в частности, две гвардейские, при помощи собственной артиллерии и почему-то по четыре роты от полка...

И разумеется, все были отброшены назад и с какими потерями!

В нарушение главного военного принципа били не кулаком, а растопыренными пальцами.

Причины, почему все это делалось так, а не иначе, конечно, были.

Мы их тогда не знали.

К сожалению, не знаю я их и теперь».

Но этого мало, армейское руководство отнюдь не желало признавать своих ошибок, а в неудаче обвинило в очередной раз саму Гвардию. «На следующий день передавали, будто командующий армией Каледин был очень недоволен, говоря, что гвардия не желает по-настоящему драться и симулирует атаки...

“Симулирует атаки!” ‒ веселый разговор.

В тот же вечер стало известно, что на 7 число на тех же местах приказано атаковать нам и измайловцам...». [Макаров Ю.В. Указ соч. С. 337-338].

Не подготовка атаки, а предупреждение врагу

Рассказ очевидца, как готовилась командованием эта атака все еще лучших пока полков Империи, поражает воображение, даже на фоне всего предыдущего.

«5-го днем узнали подробности предстоящей атаки. Артиллерийская подготовка, как и в прошлый раз, начнется в 6 часов утра 6 сентября и будет продолжатся почти сутки, т.е. до 4 утра следующего дня, когда ротам по часам подыматься и идти в атаку...

В подготовке принимало участие то же количество артиллерии, что и в первый раз... В 6 часов утра началась пальба. Погода была, как на заказ, солнечная и теплая. И единственное, что было хорошего тогда, это погода.

Как только началась наша подготовка немцы замолчали; ни одного выстрела». [Макаров Ю.В. Там же. С. 338-339].

Единственный раз немцы устроили сорокаминутный обстрел русских позиций тяжелой артиллерией около шести вечера, на участке батальона гренадерского полка правее семеновцев, выведя из строя 30% его личного состава, так что пришлось для завтрашней атаки выдвигать другой батальон.

В остальном ситуация был «штатной». Русская артподготовка продолжалась. В роты привезли ужин, командиры давали последние наставления...

Настроение людей, несмотря на все принятые «высшим руководством» меры было бодрое.

«Я говорил в деловых тонах, как мы должны идти, по каким ходам войти во вторую линию, по каким в первую, как выходить в поле, как держаться ближе к начальству, кто кого замещает и т.д.

Отвечали тоже по-деловому. Иногда шутили, иногда смеялись…

Температура казалась нормальная, а что у них на душе делалось, понять было нелегко… Раз мы, офицеры, громко своих мыслей не высказывали, то они тем более, в особенности начальству.

Все-таки после этих разговоров на сердце стало много легче.

Как-то неуловимо ощущалось, что несмотря на два года войны и усталость, и 4 раза переменившийся состав, и огромный недохват в офицерах, существует еще это чувство плеча, взаимной связи, доверия, боевого товарищества, этой основы всякого хорошего войска…

Хоть может быть на донышке, но был еще порох в пороховницах…

Живучи хорошие, старые полки…

Был у них какой-то “грибок”, который ничем не вытравишь…

И если бы только один успех, и опять все было бы забыто и опять полк, был бы не хуже, чем в 14-м году!». [Там же. С. 340].

Начальство, небось не хуже вас это понимало, капитан Макаров! И меры приняло:

«И тут случилась вещь, которой трудно поверить.

В этих моих писаниях, кое-где я мог свободно напутать. Мог наврать в описании нашего расположения или в количестве орудий. Но такие вещи не забываются и все, что за этим произошло, теперь, через 24 года, я помню также ясно и отчетливо, как если бы это случилось вчера.

Начавшаяся в шесть часов утра, и продолжавшаяся беспрерывно целый день наша артиллерийская подготовка, на фронте двух атаковавших дивизий, в 9 вечера 6 сентября 1916 года за 7 часов до срока атаки вдруг совершенно неожиданно прекратилась.

Первые минуты мы не могли понять, в чем дело. Отменена завтра атака? Стали звонить в штаб полка. Там тоже ничего не понимают. Передают, что неожиданно артиллерия получила приказ прекратить огонь». [Там же. С. 341].

Капитан Макаров пишет далее, что так толком и не удалось выяснить кем и чем реально было вызвано прекращение огня. Вначале объяснили, что за темнотой не видно куда стрелять, потом «мне говорили, что артиллеристы ночью вспышками боялись выдать свое расположение. Но я этому не верю». [Там же. С. 342]. Но главное было в следующем:

«Для нас, атакующих, все это обозначало вот что. Что теперь немцы твердо знают: час атаки, конечно, на рассвете. Что все повреждения, хоть бы и самые маленькие, они за ночь починят...

Что если нашим пушкаря случайно посчастливилось подбить два-три пулемета, то на их места поставят десять...

А самое главное, что те войска, которые как-никак сидели под обстрелом 15 часов, просто буду отведены в тыл, а на их место из резерва поставят свеженькие, которые и встретят нас подобающим образом!

К чему же тогда вся эта, с позволения сказать “подготовка”? Лучше было бы уж совсем без нее... Тогда у нас остался бы, по крайней мере, шанс внезапности...

А так вышла не подготовка нашей атаки, а предупреждение врагу!» [Там же].

Пусть их судит Бог и военная коллегия...

«Мы, офицеры, были возмущены и разозлены до последней крайности. Я сидел в это время в роте, но потом мне уже в Петербурге рассказывали, что в землянке командира 1-го батальона собрались офицеры и раздавались голоса, что при таких распоряжениях мы отказываемся вести за собой наших людей без тени надежды на успех и на верную гибель. Кто-то из молодежи предложил, чтобы наc не заподозрили, что мы спасаем свои шкуры, выйти цепь 20 человек офицеров и пойти в атаку, но одним...

Говорили, что во время этого бурного “заседания” командир 1-го батальона Н.К. Эссен будто бы долго молчал, попыхивая сигарой, и в заключение, как всегда довольно монотонно сказал:

‒ Все это ерунда! Если мы пойдем одни, по нам немцы стрелять не будут, и придем мы прямой дорогой в плен. Семеновские офицеры не могут отказываться идти в атаку. Хорошенькую страничку впишем в полковую 200-летнюю историю... Неисполнение боевого приказа... Петр в гробу перевернется... Идти нужно вместе с солдатами и умирать нужно с ними... Как это всегда делалось. А кто это устраивает, пусть их судит Бог и военная коллегия...

В конце концов решили ничего не устраивать, а идти, а там что Бог даст». [Там же. С. 342-343].

Бой 7 сентября 1916 года

На тысячи смертей устремляясь...

«С рассвета на 7 сентября боевой порядок двинулся вперед.

Двинувшийся вперед Лейб-Гвардии Семеновский полк под ураганным неприятельским огнем залег перед неприятельской проволокой, которая немцами за ночь была исправлена...». [Зубов Ю.В. Указ. соч. С. 169]. Удивительно, не правда ли?

На самом деле было еще проще, «немцы чинить проволоку и не думали, а просто выкатили на катушках буты новой проволоки, даже не выходя из окопов, и к утру их заграждение стояло как новенькое». [Макаров Ю.В. Указ. соч. С. 343].

Капитан Макаров смог поднять в атаку свою 12-ю роту, когда полк залег. «Никакого “упоения в бою и бездны мрачной на краю” я, разумеется, не испытывал.

Но то, что мои люди, как говорил державный основатель [Петр Великий], “на тысячи смертей устремляясь”, по моему голосу за мной пошли, и я знал уже, что и дальше пойдут, доставило мне тогда ощущение самого острого счастья.

Это была одна из счастливейших минут моей жизни». [Там же. С. 346].

В этой атаке отважный капитан был ранен так тяжело, что больше ему своей «доблестной 12-й роты... видеть не довелось». И как реквием всей гвардейской пехоте: «И таких людей посылали в такие глупые, жалкие, бессмысленные атаки!». [Там же. С. 347].

Но и в такой, запрограммированно безнадежной ситуации Гвардия продолжала выполнять свой долг.

Атака Измайловского полка, по словам капитана Зубова 1-го почему-то задерживалась, но вот, «Измайловцы разом поднялись и пошли вперед. С маху заняли две линии окопов и рощу западнее Корытницкого леса, отныне прозванного “Измайловским лесом”. В тылу противника поднялась пыль, стали отходить обозы и даже артиллерия. Командир 3-й батареи полковник Есимантовский дал по ним на предельной дистанции несколько очередей. Казалось, прорыв осуществляется. ...

Измайловцы прочно утвердились в западной опушке занятой ими рощи и в лощине к северу от нее, здесь они отбили все контратаки и стали окапываться, так как справа и слева наступление противником было остановлено.

Неприятельская пехота, не выдержав нашего удара, отхлынула в беспорядке, оставив в наших руках много пленных.

Справа части 2-й Гвардейской пехотной дивизии овладели южным выступом леса Сапог, левее части 15-й пехотной дивизии захватили деревню Корытницу и лежащие за ней и перед ней неприятельские позиции». [Зубов Ю.В. Указ. соч. С. 169].

Упорные германцы перегруппировались и контратаковали. «Южнее противник бросил крупные силы в прорыв между измайловцами и 15-й пехотной дивизией. На ликвидацию этого прорыва был израсходован целиком резерв лейб-гвардии Егерского полка (два батальона), цепи которых заполнили прорыв и контратаками опрокинули противника, вышедшего на левый фланг измайловцев. ...

Повсюду части 1-й Гвардейской пехотной дивизии удержались и стали устраиваться в неприятельских линиях.

Около 15 часов противник, подведя части Померанской пехотной дивизии из войсковой группы генерала фон Бекмана, решил произвести последнюю попытку восстановить положение. Он атаковал северную опушку Свинюхского леса во фланг и тыл измайловцам.

К этому времени в силу подачи резервов вперед в Измайловские цепи, роты лейб-гвардии Егерского полка смешались с цепями измайловцев.

С наблюдательного пункта на высоте (штаб дивизии) видно было, как густые цепи немцев выходят почти в правый фланг Измайловского полка и как их цепи начинают распространяться за правым флангом Измайловцев.

Для ликвидации этого чрезвычайно опасного положения из резерва корпуса, с высоты 104.6 был направлен 2-й Преображенский батальон полковника Кутепова». [Там же. С. 169-170].

Атакует 2-й Преображенский!

Судьбу боя и решила атака 2-го батальона Преображенского полка под командованием «черного полковника» (раньше ‒ «черного капитана», как называли его солдаты), Александра Павловича Кутепова, между прочим, раненого в бою 3 сентября, да и вообще непонятно как дожившего до сего дня. В этой атаке среди других офицеров полка погиб младший брат Зубова 1-го командир 5-й роты 2-го батальона штабс-капитан Николай Владимирович Зубов 2-й.

Кутепову удалось добиться успеха там, где, как пишут историки, «был использован» почти весь Егерский полк. Ударив во фланг контратакующим немцам, 2-й батальон прорвал оборону противника.

По счастью, сохранились свидетельства очевидцев-гвардейцев, отметивших эту атаку, как выдающуюся даже для гвардейских атак.

«Явившийся к командиру полка полковник Кутепов получил приказание ‒ немедленно двигаться по ходам сообщения на правый фланг измайловцев и выбить обходящих фланг немцев. Выйдя из блиндажа, генерал Дрентельн рукой указал то место Свинюхского леса, где противник стал распространяться в тылу цепей измайловцев.

Генерал Дрентельн сказал: “...как можно скорее проведи батальон по ходам сообщения, сбей немцев и поддержи измайловцев, ‒ добавив: ‒ ...теперь от тебя зависит, удержимся ли мы в лесу или будем выбиты... с Богом...”». [Зубов Ю.В. Указ. соч. С. 170].

Ценна была каждая минута, но вести батальон по ходам сообщения ‒ это час или более.

И тогда произошло чудо, которое запомнилось свидетелям его навсегда, и десятилетия спустя фотографически описывали его уцелевшие русские гвардейцы, осевшие на разных меридианах и параллелях земного шара ‒ от Буэнос-Айреса до Парижа и Афин.

«Яркое солнце освещало высоты и долины, пыль от разрывов очередей тяжелых снарядов стелилась вниз в долины и леса. Солнце сильно жгло людей.

Командир полка отошел к своему блиндажу.

Кто-то из полковой связи крикнул командиру полка:

“Ваше превосходительство, второй батальон вылезает из параллелей”.

Вокруг блиндажа командира полка, как-то все замерло, из блиндажей вылезали штабные офицеры, артиллеристы, полковая связь.

Действительно ‒ картина потрясающая!

Наверху параллели во весь рост стоит полковник Кутепов, вокруг с колена люди связи, батальона не видно, он в параллелях и ходах сообщения.

Через минуту сигнал флажками и весь батальон, как один, появился на скате возвышенности и равняясь во взводах двинулся вниз. ...

Легкие и семь тяжелых батарей [немецкой артиллерии] обрушились на этот славный батальон.

Счастье сопутствовало батальону.

Противник, начав свой заградительный огонь с высоты, мало-помалу спускал его вниз. Яркое солнце, относящее пыль вниз, которая прикрывала бегущий батальон. Батальон двигался впереди заградительного огня противника и им не был накрыт.

Вместо часа с половиной движения по обстреливающимся ходам сообщения, батальон через двадцать минут был внизу.

Батальон на бегу обрушился на правый фланг измайловцев, на 2-й Измайловский батальон. Командующий батальоном капитан Перский, увидев совершенно неожиданную для него картину этого движения, в экстазе закричал [за годы войны сложилась боевая дружба между преображенцами и измайловцами, причем отважные измайловцы считали преображенцев своими ангелами-хранителями. - БГ]:

“...Преображенцы опять здесь...”

Этот крик цепи измайловцев приняли как приказание к передаче по цепи и все цепи измайловцев стали кричать:

“...опять Преображенцы здесь...”

6-я, 7-я и 8-я роты [2-го батальона] за правым флангом измайловцев стали заходить правым плечом вперед и с криками “ура”, без стрельбы стали быстро теснить обходящих немцев. 5-я рота ‒ штабс-капитана Зубова 2-го получила приказание двигаться по лощине, в направлении ручья Аута.

Работая штыками, Преображенский батальон, поддержанный смешавшимися цепями измайловцев и егерей, стал выходить из опушки леса». [Там же. С. 170-171].

«За все годы войны, ‒ вспоминал полковник, а тогда полковой адъютант Преображенского полка штабс-капитан Петр Николаевич Малевский-Малевич 1-й, отравленный в этот день германскими газами на высоте 104.6, но оставшийся в строю, ‒ мне не пришлось видеть ничего подобного выдвижению 2-го батальона и его стремительной атаки, которая смела и погнала перед собой немецкие цепи...

Развивая достигнутый успех, Александр Павлович выбил остатки сил противника из этого леса и этим довершил прорыв неприятельского фронта». [Генерал Кутепов. Сборник статей. - Новосибирск, 2005. /Переиздание сборника, вышедшего в 1934 году в Париже, под ред. генерала Е.К. Миллера. С. 191-192].

Атаку 2-го Преображенского батальона довелось увидеть и навсегда запомнить и раненому Семеновского Лейб-Гвардии полка капитану Макарову, которого уже шесть часов, как пытались отнести в тыл:

«Часа в 2 дня неожиданно поднялась опять немецкая стрельба, и серьезная. Меня опять сложили в пустой блиндажик, а носильщики стали выглядывать. Вдруг один говорит:

‒ Вашесбродие! Преображенцы идут. Это по им жарят. А идут здорово!

‒ Ну-ка, подымите меня!

Меня подняли, и я увидел на редкость красивую картину.

В батальонной колонне с разомкнутыми рядами, в ногу, с офицерами на местах, поверху, прыгая через окопы, и опять попадая в ногу, шел 2-ой батальон Преображенского полка.

Шел как на ученьи.

Люди валились десятками, остальные смыкались и держали равнение и ногу.

Правда, для ружейного и пулеметного огня было еще слишком далеко, но и под серьезной артиллерийской пальбой только исключительно хорошая воинская часть была способна так идти.

Впереди батальона на уставной дистанции, шел небольшого роста крепкий полковник, с темной бородкой, Кутепов. За ним шел адъютант, мой петербургский знакомый Володя Дейтрих. Шли прямо на нас. От времени до времени Кутепов на ходу поворачивался и подсчитывал: “левой, левой!”

Похоже было не на поле сражения, а на учебное поле в лагерях под Красным Селом.

Зрелище было импозантное.

Увидев чинов в неположенном месте, Кутеповское сердце не вынесло беспорядка. Он нагнулся над окопом и грозно спросил моих носильщиков:

— Вы кто такие и что вы здесь делаете?

Те вытянулись и отрапортовали:

— Носильщики Семеновского полка. Несем раненого капитана Макарова!

Тут он меня увидел, полуотвернувшись сунул руку и отрывисто бросил:

— Ах, это вы! Ну, поправляйтесь!

Выскочил наверх, на ходу поймал ногу и опять стал подсчитывать:

— Левой, левой!

Через наши головы запрыгали молодцы преображенцы». [Макаров Ю.В. Указ. соч. С. 348-349].

Картина грозно-молчаливой атаки 2-го Преображенского продолжала стоять в глазах поручика-преображенца Владимира Дейтриха, когда в жарких Афинах лета 1934 года он составлял свои записки о генерале Кутепове: «Величие этого зрелища я никогда не забуду. В нем была жуткая, чисто эпическая простота.

По пологому скату к окутанному дымом от разрывов лесу Преображенские цепи шли, как на учении, без выстрела в суровом молчании, без перебежек и не ложась, лишь затягивая и смыкая образовавшиеся в них от огня прорывы. Захлебываясь визгливо трещали пулеметы... То тут, то там, точно отталкиваясь от разрывов снарядов, поднимались над землей буро-черные столбы дыма, расплывавшиеся в воздухе, как масло на бумаге...

Комьями ваты висели в воздухе шрапнели...

Люди падали, а цепи шли. Шли упорной тяжелой поступью. За второю волной, с группой связи был виден Кутепов. Разрыв... Все исчезло в дыму. Но развеялся дым, и... по-прежнему золотятся на солнце погоны Кутепова. Наступающие цепи в смертоносном ритме продвигаются все дальше и дальше.

Уже погас артиллерийский огонь. Все реже визгливый перелив пулемета. Крики “ура”... Кутепов входит в лес.

Свинюхинский лес называли потом Кутеповским лесом...». [Генерал Кутепов. Сборник статей. С. 203-204].

Поистине, в кино показать, ‒ не поверят!

Вспомним знаменитую «психическую» атаку каппелевцев в «Чапаеве», ‒ до сих пор производит впечатление! Но там шли в шаг офицеры, на пока молчавший единственный пулемет. А здесь...

Представьте картину 3D:

Равнина, рассеченная окопами и ходами сообщения. Сокрушающий огонь германской артиллерии и десятков пулеметов (далеко там, не далеко, ‒ вопрос спорный).

И вот по этой равнине, под стальным ливнем без выстрела парадным шагом идет 2-й Преображенский русский Гвардейский батальон. И командир бессмертный «черный полковник» Кутепов еще поворачивается, ногу считает: левой, левой!

Вражеские снаряды вырывают людские куски из рядов, те смыкаются, гвардейским шагом продолжают смертельную атаку.И обращают в бегство германскую дивизию, а не «красный» полк времен гражданской войны.

Можете себе все это представить в натуре? Я ‒ нет.

«Порыв батальона был таков, что ручей Луга был пройден без задержки, батальон стал выходить в чистое поле.

5-я рота приближалась к батарее противника, к которой подбегали неприятельские цепи. Двигаясь на батарею, командующий ротой штабс-капитан Зубов 2-й получает в грудь очередь из пулемета и падает смертельно раненым. ...

Когда выяснилось, что штабс-капитан Зубов 2-й убит, генерал Дрентельн вызвал к себе командира Знаменного взвода штабс-капитана Зубова 1-го, обнял его и сказал:

“...твой брат тяжело ранен, беги, принимай 5-ю роту и отомсти за брата...”

Штабс-капитан Зубов 1-й, оставив за себя командиром Знаменного взвода старшего унтер-офицера Скрынника, со связью от взвода побежали по пути, по которому вниз прошел славный 2-й батальон.

С этого дня вся боевая служба штабс-капитана Зубова 1-го была связана со 2-м батальоном и командиром его[полковником, а затем генералом от инфантерии Кутеповым. Вместе и Гражданку прошли. - БГ].

2-й батальон при помощи батальонов Измайловского и Егерского полков быстро очистил лес от бродячих групп германцев и взял последние блокгаузы, которые еще сопротивлялись.

5-я рота окопалась фронтом на северо-запад в 1500 шагах от западной окраины дер. Свинюхи, выслав за ручей и вдоль ручья Луга разведчиков, которые вскоре донесли, что противник взрывает мосты, сжигает свои склады и взрывает табеля со снарядами...

Донесения воздушной разведки говорили, что обозы противника потянулись за реку Буг.

На телефонный запрос в штаб полка полковника Кутепова о необходимости в прорыв двинуть целую дивизию, было отвечено, что 10-я Сибирская дивизия поднята со своих бивуаков, идет и что она в одном переходе...». [Зубов Ю.В. Указ. соч. С. 171-172].

На самом деле, Сибирские стрелки перешли в наступление лишь утром 10 сентября, «с опозданием на 48 часов. К началу наступления германцами, из глубокого тыла были подтянуты две дивизии, которые остановили атаки сибирских стрелков». [Там же. С. 172].

«К сожалению, победа 1-й Гвардейской пехотной дивизии, столь блестяще завершенная 2-м батальоном под начальством А.П. Кутепова, не была использована командованием армии». [Генерал Кутепов. Сборник статей. С. 192].

Итоги дня

«За 7 сентября было взято в плен 500 германцев, 12 офицеров и 17 пулеметов.

Полк потерял около 660 человек преображенцев; убиты офицеры: командир Его Величества роты капитан Холодовский 1-й, командующий 5-й ротой штабс-капитан Зубов 2-й.

Ранены: командующий 2-й ротой поручик Родзянко, командующий 6-й ротой штабс-капитан Гриневич, командующий 9-й ротой подпоручик Вуич 2-й.

Скромный успех сентябрьских боев нам обошелся дорого.

До 30 000 гвардейцев выбыло из строя.

Особенно пострадала 3-я Гвардейская пехотная дивизия. Из 180 офицеров ее четырех полков в строю осталось только 26 офицеров». [Зубов Ю.В. Указ. соч. С. 172].

Эти 30 тысяч человек добавились к 48 тысячам, погибшим на Стоходе.

Отправил их обратно к Каледину

Но Императорская Гвардия и в этих условиях продолжала держать «гвардейский тон»:

«Днем 10 сентября к штабу полка подъехали повозки с сидящими на них молодыми офицерами, из препроводительной бумаги от генерала Каледина выяснилось, что это прапорщики и что они присланы в полк для пополнения офицерского состава.

Командир полка любезно их поблагодарил, попросил всех к столу в полковое собрание и отправил их обратно к генералу Каледину.

Этот поступок командира полка вызвал целую бурю в штабе 8-й армии, но генерал Каледин оказался бессилен что-либо предпринять против традиций полка.

По поводу этого командиром полка был составлен рапорт на Высочайшее Имя и отправлен Его Величеству.

В каждый полк 1-й Гвардейской пехотной дивизии, генерал Каледин прислал по 30 прапорщиков.

Было собрано совещание начальников частей 1-й Гвардейской пехотной дивизии, на котором было поручено командиру Преображенского полка представить Всеподданнейший доклад, прося Его Величество вмешаться в этот вопрос.

Государю Императору благоугодно было приказать полкам 1-й Гвардейской пехотной дивизии действовать согласно установленных традиций и против их желания в части офицеров не назначать». [Там же. С. 172-173].

Такое, тогдашние военные демократы и интеллигенты, не забывали и не прощали.

Вмешался лично Государь Император

Неудивительно, что Государю Императору пришлось дважды лично вмешаться, чтобы дальнейшее избиение своей Гвардии прекратить.

На болотистых берегах Стохода, в Шельвовском лесу, возле стертых с лица земли деревенек Свинюхи и Корытницы почти полностью полегли с трудом восстановленные усилиями Государя после кампаний 1914-1915 годов войска Императорской Гвардии.

Из примерно 750-800 тысяч убитых в Великой войне по крайней мере 10 процентов приходится на эту сравнительно малочисленную элиту Российской армии. Из общих потерь в Брусиловском прорыве (от мая по сентябрь) примерно в 500 тысяч человек (убитыми и раненными), гвардейские потери составляют почти 20%.

Цифры убедительно свидетельствуют о том, что «некими силами» было сделано все для того, чтобы Гвардия, опора трона, фактически прекратила свое существование.

Дальнейшее наступление в рамках все еще упорно продолжавшейся Ковельской операции грозило полным истреблением Гвардии. Но, повторим, дважды потребовалось личное вмешательство Государя, чтобы его, наконец, прекратили.

Как это было

После того, как армейское командование свело на нет блестящий успех 1-й Гвардейской пехотной дивизии вообще и 2-го Преображенского батальона полковника Кутепова, в частности, последние фазы «Ковельской операции» развертывались так.

Поскольку противнику в очередной раз дали время на перегруппировку: «Утром 14 сентября группа генерала фон Марвица перешла в наступление в стыке Особой и 8-й армий, германский удар пришелся по 4-му Сибирскому корпусу. 57 батарей, из которых было 24 батареи тяжелых орудий [калибров 6 и 8 дюймов], поддержавших наступление двадцати батальонов германской пехоты, обрушились на 10-ю Сибирскую дивизию...

Около 15 часов дня германская пехота перешла в атаку и выбила 10-ю Сибирскую дивизию из леса, оставив в руках германцев пленными 41-го офицера, 2 800 стрелков, 17 пулеметов и 2 орудия.

Поднятая на бивуаках 1-я Гвардейская пехотная дивизия двинулась спасать положение, особенно трагично оно было из-за того, что наша Лейб-Гвардии 1-я артиллерийская бригада была на участке 10-й Сибирской дивизии и ей до подхода Лейб-Гвардии Семеновского и Егерского полков пришлось отстреливаться на картечь.

Быстрым движением 1-й Гвардейской пехотной дивизии наша артиллерия была спасена, после контратак удалось занять часть старых линий в Свинюхском лесу. Но Грушевидная высота и часть передовых окопов, занятых в предыдущих боях остались в руках противника...

19 сентября Особая армия (ген. Гурко) и 8-я армия (ген. Каледин) перешли в наступление. Слабость технических средств не могла возместиться доблестью войск.

Генерал Гурко продолжал свои атаки до 22 сентября, у артиллерии не хватило снарядов и пехоту пришлось остановить.

В 8-й армии приказано было восстановить то положение, которое было до 14 сентября. После короткой подготовки лейб-гвардии Преображенский полк, имея впереди 3-й и 4-й батальоны, овладел окопами противника в каблуке леса Сапог и окопами к югу от него». [Зубов Ю.В. Указ. соч. С. 173].

Обратите внимание на даты. Все эти атаки, в которых понесла очередные потери Гвардия, а 4-й Сибирский корпус был и вовсе почти уничтожен, ‒ даже расследование пришлось потом проводить, ‒ имели место уже после того, как по словам полковника Зубова 1-го: «Около 10 сентября ставка разочаровалась в Ковельском и Владимиро-Волынском направлении и генерал Алексеев, под свежим впечатлением августовских побед генерала Щербачева на Двух Липах, советовал Брусилову перенести центр тяжести на юг ‒ тем более, что тогда того требовала, после выступления Румынии, стратегическая обстановка.

Но генерал Брусилов пренебрег “советами” ставки, и твердо решил долбить Ковель и Владимиро-Волынск.

После боев в Особой и 8-й армиях, под давлением Государя Императора ‒ генералу Алексееву приказано было не давать “советов”, а приказать прекратить бойню и немедленно перенести управление 8-й армии в Буковину и Лесистые Карпаты.

Это было исполнено.

Но у Ставки не хватило твердости настоять прекратить Ковельскую бойню перед волевыми генералами Брусиловым и Гурко.

1 и 2 октября Гвардейские стрелки истекли кровью в Квадратном лесу, а 3 октября были расстреляны на проволоке стрелки 1-го Туркестанского корпуса.

Но здесь вмешался лично Государь Император, повелев генералу Гурко приостановить дальнейшие атаки». [Зубов Ю.В. Указ. соч. С. 173].

Уже 22 сентября 1916 года, Государь начертал, на поданной Ему докладной записке: «Я решительно против дальнейшего развития операций 8-й и Особой армий, операций, обещающих нам минимальный успех при громадных потерях».

И хотя Брусилову еще раз удалось убедить Ставку продолжить атаки на наиболее обороняемые позиции противника, но вскоре 8-я армия все же была переброшена на перспективное направление – в Буковину. [Стратегический очерк войны 1914-1918 гг. Ч. 5. Период с октября 1915 г. – по сентябрь 1916 г. Позиционная война и прорыв австрийцев Юго-Западным фронтом. /Сост. В. Н. Клембовский. - М., 1920. С. 107].

На этом примере можно наглядно убедиться, сколь сложно было Государю проводить в жизнь свою стратегическую линию. Тем не менее, его упорство постепенно преодолевало упрямство генералов.

(Продолжение следует)