7

Верная Гвардия

После Ковеля

Итак, вскоре после боев сентября 1916 года 8-ю армию генерала Каледина перевели на юг, где стал намечаться некоторый успех, а гвардейские корпуса передали в Особую армию генерала Гурко, «которая теперь состояла из 1-го Гвардейского, 2-го Гвардейского, Гвардейского кавалерийского, 1-го Туркестанского, 1-го армейского, 25-го армейского, 39 армейского и 11-го армейского корпусов.

С 20 сентября для Гвардии началась позиционная война.

Полки Гвардии поочередно заступали на позицию [в Шельвовском лесу], на которой находились по три недели. ...

К концу года участки полков растянулись до пяти верст. Противник сменил свои части на позициях специальными батальонами “норд батальоны”, состоящими сплошь из итальянцев, которых нельзя было держать на итальянском фронте. На Шельвовском участке они сдавались в плен каждую ночь по 25-30 человек, иногда со своими офицерами и пулеметами.

По окончании сентябрьских боев в [Преображенском Лейб-Гвардии] полку на лицо было около 2 000 штыков при 17 офицерах. Из запасного полка были вызваны все способные к полевой службе офицеры, что довело личный состав до 28 при штатах 96 офицеров.

На пополнение офицерского состава остальных полков дивизии прибыли офицеры гвардейской кавалерии, мы же сами справились своими силами». [Зубов Ю.В. Указ. соч. С. 173-174].

В октябре, в различное время к преображенцам прибыли из запасного полка 14 маршевых рот, под командованием тоже прапорщиков и лишь одного подпоручика.

Но это были прапорщики, равно как и подпоручик, окончившие такие учебные заведения, как Пажеский корпус (в большинстве своем), Училище правоведения или элитное военное училище типа Александровского.

«С прибытием офицеров с маршевыми ротами и возвращающихся после ранений, комплект в офицерском составе был недостаточен на 15% только.

На всем фронте от Риги до Дорна-Ватры наступила тишина.

Войска пополняли убыль от ковельской бойни». [Зубов Ю.В. Указ. соч. С. 175].

На почве переутомления канцелярской работой

В начале ноября месяца 1916 года генерал-адъютант М.В. Алексеев заболел «на почве переутомления канцелярской работой», как не без иронии пишет полковник Зубов 1-й, а на все время лечения его заменял командующий Особой армией генерал Гурко, сдавший Особую армию командиру 5-го армейского корпуса генералу Петру Семеновичу Балуеву».

При этом Алексеев, как свидетельствует известный нам генерал В.Е. Борисов, «был окружен полным и сердечным вниманием Государя, который высказал мне желание, чтобы я отправился с Алексеевым, дабы помочь ему в держании связи со Ставкой.

Все важнейшие мероприятия Гурко обязан был докладывать Государю не иначе, как с полученным из Севастополя мнением Алексеева».

Заметим, что православному человеку, каким был Государь, дико ждать предательства и подлости от облагодетельствованного им человека. Этими благодеяниями Императора в адрес генерала Алексеева, и объясняется факт доверия Государя своему начальнику штаба. Доверию такому, что даже в период отпуска «наштаверха» по болезни, замещавший его «независимый генерал» Гурко был обязан согласовывать свои действия с мнением Алексеева.

Болезнь не помешала Алексееву заниматься «общественной деятельностью», поддерживая определенные круги Госдумы, возглавляемые Родзянко, Гучковым и Милюковым. И держать руку на пульсе кругов военных.

Еще в октябре месяце Ставка стала принимать меры к подготовке плана компании 1917 года и предписала главнокомандующим фронтами представить свои соображения. И в течение ноября месяца свои соображения главнокомандующие в Ставку представили.

Так генерал Рузский предложил в кампанию 1917 года нанести удар в стыке северо-западного и западного фронтов, в районе Вильно ‒ Сморгонь.

Генерал Эверт предложил нанести удар на его фронте на пространстве шириною 18 верст, заявив, что для этого ему нужно иметь 46 дивизий, а затем дополнительно еще 27.

Следует сказать, что оба этих плана демонстрируют либо полное непонимание стратегии их составителями, что скорее может быть отнесено к генералу Эверту, либо полное пренебрежение русскими интересами в угоду нашим западным, так называемым, союзникам, что может быть отнесено уже к генералу Рузскому.

Последнее, впрочем, не отменяет и стратегической безграмотности последнего, так как за всю предыдущую воинскую карьеру таланта стратегического он никак не проявил.

Полковник Зубов 1-й в своем труде отмечает, что генерал «Брусилов смотрел гораздо шире и предложил искать решение войны на Балканах у Царьграда.

Ставка [генералы Гурко и Лукомский] выступила со своими планами и переносила стратегическое решение на Румынию и Балканы.

17 декабря в Ставке происходило совещание главнокомандующих фронтами.

С планом Ставки согласился один генерал Брусилов.

Генералы Эверт, и генерал Рузский категорически заявили, что наш главный враг не Болгария, а Германия. Решения не было принято». [Зубов Ю.В. Указ. соч. С. 175].

Несомненно, что планы генералов Гурко и Брусилова значительно ближе к стратегическим идеям Государя Императора, чем планы Эверта и Рузского.

Совещанием 17 декабря закончилась кампания 1916 года.

Прошу обратить внимание, что даже худшие из предложенных планов, содержали в себе уверенность в грядущей победе, и в каком-то смысле, речь шла о перетаскивании «победного одеяла» на себя.

Русские военные профессионалы, (а интегральные цифры потерь Русской Императорской Армии однозначно свидетельствуют, что это были лучшие профессионалы военного дела в мире), предложенными планами засвидетельствовали даже самим себе, что русский «царизм» побеждает в войне, несмотря на все принятые доселе действия.

Словно действовал какой-то непонятный для них фактор, назовем его пока фактор «X», позволявший Государю Императору неукоснительно вести дело к победе, и более того, стремительно развивать внутреннюю инфраструктуру страны, от военной сферы до образовательной. [См. подробнее: Галенин Б.Г. Царская школа. - М., 2014].

И главное ‒ держалась армия, несмотря на свободно распространяемую во фронтовых частях подрывную литературу, и, как мы видели, фактически «подстроенную» собственным генералитетом затяжку военных действий. Более того, почти уничтоженная талантливыми усилиями лучших отечественных военных умов, Русская Императорская Гвардия, пусть с трудом, но восстанавливала свои силы ‒ живучи были хорошие, старые полки!

Таким образом, все предпринятые до сих пор усилия «элиты» ‒ военной и гражданской, ‒ по «недопущению» победы Российской Империи, не привели к искомому «элитой» результату. Срочно требовалось предпринять экстраординарные, новые шаги. Первым из таких шагов, по-видимому, и стало убийство Григория Распутина в ночь с 17 на 18 декабря 1916 года, сразу после совещания в Ставке. Стало первым видимым результатом этого совещания.

Но настойчивый труд Государя, ведущий Россию к победе несмотря ни на что, неуклонно продолжался. Необходимо было пресечь этот труд любыми средствами.

Вернулся в Ставку не долечившись...

В начале февраля 1917 года генерал Алексеев, еще не оправившись от болезни, вернулся в Ставку. По-видимому, дела, которые ожидали его там, были ему важнее здоровья.

Первое, что сделал генерал Алексеев вернувшись в Ставку, посильно исковеркал сравнительно верный план генерала Гурко боевых действий на 1917 год. «Генералом Алексеевым был составлен и Государем Императором утвержден новый, бывший по существу компромиссом представленных в ставку планов главнокомандующих.

Этот план кампании 1917 года предусматривал главный удар на юго-западном фронте и вспомогательные наступления на остальных». [Там же]. Алексеев постарался тяжесть наших усилий вновь направить на пользу Антанте, точнее ‒ ее западной части. Все же, при направлении главного удара на юго-западе, проще было выделять силы и для главной ‒ Босфорской операции.

Но это, судя по дальнейшему развитию событий, было для Алексеева не главным в его текущей деятельности. Главная роль его была иной, и пока ждала его впереди, в недалеком будущем.

Чтобы яснее представить себе эту роль, понять ее, вернемся вновь к Гвардии, на ее позиции в Шельвовском лесу.

Последние дни Русской Императорской Гвардии

Всем, интересующимся темой крушения Российской Империи в феврале-марте 1917 года, известно из знаменитого труда профессора Сергея Сергеевича Ольденбурга, что «когда 1-я гвардейская дивизия получила приказ идти на Петроград для подавления безпорядков», солдаты и офицеры Преображенского полка «держали себя твердо и охотно грузились в выгоны». [Ольденбург С.С. Царствование Императора Николая II. – М.: ТЕРРА, 1992. С. 630. Цитируемое издание аутентично оригинальным зарубежным].

У нас с вами есть возможность наполнить приведенные слова конкретикой. Обратимся вновь к труду полковника Зубова 1-го. Остановимся на последних днях существования Империи и ее поистине «бессмертной» Гвардии.

Даже после все вышеописанных мер, принятых к ее уничтожению, фронтовые полки Гвардии, отказавшиеся от услуг генерала Каледина и иных, готовых заполнить эти элитные части случайным человеческим материалом, с трудом, но вводили себя в привычное «гвардейское» качество.

Недаром, недаром капитан Юрий Макаров сказал, что «живучи хорошие, старые полки… Был у них какой-то “грибок”, который ничем не вытравишь…».

Предательский февро-март 1917 года доказал это с полной очевидностью. Жаль, что доказательство это до сих пор было мало известно. Но мы постараемся восполнить и этот пробел в нашей истории.

«Новый, 1917-й год ‒ [Преображенский] полк встретил в армейском резерве, в землянках и не разрушенных домах, в районе дер. Белосток...

24 января из отпуска вернулся кап. Зубов 1-й, который принял 5-ю роту, а пор. Висковский 1-й обратился к исполнению своих обязанностей ординарца 2-го батальона...

В этот день командир полка Свиты Его Величества генерал-майор Дрентельн отбыл в отпуск, в командование полком вступил командир 2-го батальона полковник Кутепов, в командование 2-м батальоном вступил командир 5-й роты капитан Зубов 1-й, в командование 5-й роты вступил ‒ младший офицер 5-й роты [подпоручик] Митрофанов...

30 января полк на позициях был сменен лейб-гвардии Егерским полком и отошел в резерв армии к деревне Белосток.

4 февраля в собрании 1-го батальона был общий обед под председательством временно командующего полком полковника Кутепова...

9 февраля из отпуска вернулся командир полка, а полковник Кутепов уехал в месячный отпуск.

2-м батальоном продолжает командовать капитан Зубов 1-й.

10 февраля из запасного полка прибыл полковник Ознобишин и приказом по полку назначен ‒ старшим полковником полка...

Командир полка, вернувшись из отпуска рассказывал, что он два раза был у Государя, что Его Величество знает и помнит фамилии многих офицеров полка и что он надеется скоро Гвардию увидеть в резерве Его Величества...

16 февраля 2-й батальон сменил на позициях 3-й батальон на правом боевом участке.

Днем в 5-й роте были взорваны подведенные под первую германскую линию четыре коридора. В образовавшиеся воронки бросилась 5-я рота и стала по неприятельским окопам распространяться в обе стороны.

17 февраля 2-й батальон в проволоке противника, и в своей проделал восемь проходов шириной в 4 аршина в ожидании взрыва еще четырех галерей под противником. Днем в окопах 2-го батальона был Свиты Его Величества генерал-майор граф Игнатьев и обходя роты здоровался с Преображенцами....

27 февраля полк на позициях был сменен лейб-гвардии Егерским полком.

Полк отошел в резерв к деревне Белосток.

28 февраля в полку обедал Свиты Его Величества генерал-майор граф Игнатьев.

Роты приступили к говению». [Зубов Ю.В. Указ. соч. С. 180].

Это был последний день привычной жизни полка.

Герои и предатели

2-й Преображенский к подавлению мятежа готов

«1 марта. 1-й, 3-й и 4-й батальоны на позициях, 2-й батальон в резерве у штаба полка в лесу.

Рано утром командующий 2-м батальоном был срочно вызван в штаб полка: по телефону передали, чтобы 2-й батальон к приходу из штаба командующего капитана Зубова 1-го был бы построен для перехода в направлении г. Луцка.

Со своим ординарцем поручиком Висковским 1-м, капитан Зубов 1-й явился в штаб.

У входа домика-блиндажа построенного для штаба полка стоял взволнованный командир полка со своим адъютантом. Командир полка, поздоровавшись, сразу обратится к командующему батальоном со словами:

“... в Петрограде беспорядки, Государь в опасности, может ли твой батальон исполнить свой воинский долг?”

На этот вопрос капитан Зубов 1-й сразу ответил:

“...Ваше Превосходительство, я имею честь командовать батальоном полковника Кутепова, батальон как всегда, при всех обстоятельствах, готов исполнить свой долг до конца...”». [Там же. С. 180].

А теперь, прервав на миг рассказ капитана Зубова 1-го, вновь постараемся сами представить себе, или ответить самим себе на вопрос:

Смог бы 2-й батальон, шедший в рост на германские пушки и пулеметы, и обративший в бегство германскую дивизию, смог бы легендарный 2-й «кутеповский» батальон, подкрепленный другими верными гвардейскими фронтовыми частями, рассеять «петроградское беговое общество», как саркастически именовались вышедшие на улицы северной столицы запасные полки? Именовались даже теми, кто был не прочь воспользоваться внезапной активностью этих «запасников-бегунцов».

По сути вопрос ставится так: смогли бы части, не дрогнувшие под Стоходом и в «Кутеповском лесу», разогнать «петроградский майдан»?

Вопрос, не требующий ответа. Вернее, ‒ ответ очевиден:

Так называемой «февральской революции» оставалось жить несколько часов, как и ее наиболее активным участникам.Ровно столько часов, сколько идти до Петрограда гвардейским эшелонам.

Однако не хуже нас с вами знал этот ответ ‒ «начальник штаба Верховного главнокомандующего», «генерал-адъютант М.В. Алексеев». И вновь принял меры.

Генерал Алексеев против 2-го батальона

Почетная задача идти на город Петроград и его усмирить

«Обняв капитана Зубова 1-го, командир полка приказал полковому адъютанту передать ему пакет литера “Д” за пятью печатями.

Вскрытый тут же пакет при помощи ординарца батальона гласил:

“...Резервному батальону преображенцев, с получением сего, немедленно выступить к погрузочным платформам и составить авангард... последующие распоряжения последуют дополнительно.

Ввиду возникших беспорядков в г. Петрограде, лейб- гвардии Преображенский полк назначается в отряд Особого назначения под командованием старшого командира полка, лейб-гвардии 4-го стрелкового Императорской фамилии полка Свиты Его Величества генерал-майора Скалона; кроме этих двух полков назначен лейб-гвардии 3-й стрелковый Его Величества полк и одна батарея лейб-гвардии Стрелковой артиллерийской бригады.

По велению Его Величества генерал-адъютант Иванов назначен начальником частей, двигающихся на г. Петроград...”

Мы должны подчеркнуть, ‒ даже много лет спустя с гордостью вспоминает полковник Зубов 1-й, ‒ что с северного фронта Его Величество, приказал командующему фронтом для посылки в Петроград самому выбрать бригаду пехоты. С северо-западного Его Величество приказал командующему фронтом также выбрать бригаду пехоты.

Когда же Его Величеству доложили об южном фронте, то Его Величество [лично выбрал] лейб-гвардии Преображенский, лейб-гвардии 3-й стрелковый Его Величества и лейб-гвардии 4-й стрелковый Императорской фамилии полки, с одной батареей лейб-гвардии Стрелковой артиллерийской бригады.

После прочтения пакета было выяснено, что измайловцы и егеря приступили к смене полка с позиций, и что 2-й батальон, как находящийся в резерве, является авангардом и может начать движение и погрузку.

...Дежурному офицеру приказано было кормить людей, а затем строиться...

Было приказано 2-му батальону двигаться на станцию Киверцы, где начать погрузку в эшелон и составить авангард, до прибытия к месту расположения штаба Отряда особого назначения, генерал-адъютанта Иванова.

Перед выступлением батальон был построен в середину на четыре фаса.

При гробовом молчании батальона, капитан Зубов 1-й объявил, что на полк Государем Императором возложена почетная задача идти на город Петроград и его усмирить, что полк вошел в Отряд особого назначения генерал-адъютанта Иванова, и что вместе с нами идут стрелки 3-го Его Величества и Императорской Фамилии полков.

Громкий дружный ответ прогремел в ответ: “постараемся Ваше Высокоблагородие”.

Грянуло “ура” в честь Государя.

Батальону приказано было стоять вольно, фельдфебелям приказано выяснить, кто болен, но в такую грозную минуту больных не оказалось.

Фельдфебеля доложили, что люди хотели бы нести на себе лишние патроны и ручные гранаты из двуколок. Разрешение было дано и пустые патронные двуколки были отправлены в патронные парки за патронами и гранатами.

За знаменем был послан подпоручик Митрофанов, так как штабс-капитан Ратьков-Рожнов 1-й, еще вчера вечером был отпущен в 1-й батальон командиром полка и не успел еще прибыть обратно.

Вернувшись к командиру полка ‒ командующий 2-м батальоном доложил, что батальон построен и два взвода пулеметов прибыли. В штабе полка пожелали всего хорошего и сообщили время, когда полк может подойти к станции Рожище.

Батальону походным порядком пришлось идти около 25-ти верст. При выходе из леса батальон был встречен Свиты Его Величества генерал-майором графом Игнатьевым, который здоровался с батальоном и благодарил его за боевую службу.

Ординарец 2-го батальона был выслан вперед к коменданту станции Киверцы, получив приказание сообщить, что батальон идет на погрузку, и чтобы к его подходу был приготовлен эшелон. Около 16 часов дня батальон составил ружья в козла у станции Киверцы.

Прибывшему на станцию Киверцы ординарцу 2-го батальона, комендант станции сообщил, что распоряжение от начальника передвижения войск юго-западного фронта получено, но составы от станции Сарны ‒ еще не начали проталкивать.

До наступления темноты 2-й батальон своими силами собрал вагоны и платформы и кое-как мог погрузиться. Людям в вагонах был выдан ужин и чай.

Шедший через станцию резервом паровоз был захвачен, прицеплен к составу и в него был посажен один офицер с двумя унтер-офицерами.

Полк, подошедший к станции Рожище, к 19 часам погружен не был, он был остановлен в ближайших деревнях.

Во 2-м батальоне не были известны все подробности вечера и наступившей ночи.

Настроение в батальоне среди офицеров и солдат было нервное». [Зубов Ю.В. Указ. соч. С. 180-182].

Станет тут настроение нервным.

Государь в опасности, а толком ни поездов, ни погрузки!

Генерала Алексеева мы не знаем

«Утром 2 марта в вагон командующего батальоном явился комендант станции и передал телеграмму:

“...начальнику Отряда особого назначения от юго-западного фронта... по станциям линии Киев-Сарны-Рожище...

ввиду минования надобности в Отряде особого назначения и наступившего спокойствия в городе Петрограде ‒ движение отряда отменяется...

Полкам заступить на свои позиции...

генерал Алексеев”.

На эту телеграмму офицеры 2-го батальона ответили, что комендант рискует многим, так как генерала Алексеева мы не знаем, а нам известен генерал-адъютант Алексеев.

Комендант станции этого вопроса не углублял и быстро вышел из вагона.

Около полудня командующий батальоном был вызван к аппарату Юза, говорил командир полка. Командир полка сообщил, что получено распоряжение из Ставки об отмене движения на Петроград, по ленте Юза командир прочел телеграмму генерала Алексеева.

На что капитан Зубов 1-й доложил, что эта телеграмма подписана не генерал-адъютантом Алексеевым, а каким-то другим генералом Алексеевым.

На это командир полка сказал:

“...дисциплина нам не позволяет ослушаться приказания начальника штаба Его Величества...» «...генерал Скалон такого же мнения ‒ поэтому я отдаю тебе приказание разгружаться... утром я был у генерала Гурко ‒ там также получена эта телеграмма...”

С тяжелым сердцем было отдано приказание батальону разгружаться.

Батальон со знаменем был двинут в направлении деревни Белосток». [Там же. С. 182].

Подведем черту

Как видим, не зря убрали генерала Безобразова с командования Гвардией. А генералы, пришедшие ему на смену в критический момент слабину дали. Они, видите ли, не могут идти против «начальника штаба Его Величества». Да их скорее всего, и продвигали на эти должности, зная их характерологические особенности.

Впрочем, не знаю пока насчет генерала Скалона, но вот со стороны генерала Свиты Его Величества, командира Преображенского полка, Александра Александровича фон Дрентельна, это могла быть и не слабина, а позиция. Дело в том, что Дрентельн был дружен с генералом Владимиром Федоровичем Джунковским, в бытность последнего шефом жандармов, затеявшего клеветническую, и в настоящее время вполне разоблаченную, кампанию против Распутина. По словам генерала А.А. Мосолова, начальника Царской канцелярии, Дрентельн вполне разделял взгляды Джунковского, и именно поэтому был удален ‒ с повышением! ‒ из Свиты на полк.

Дрентельн принял Преображенский полк 3 января 1916 года, после назначения предыдущего командира полка графа Николая Николаевича Игнатьева на должность начальника штаба Гвардейской группы генерала Безобразова, и первоначально, как свидетельствует полковник Зубов 1-й сумел испортить отношения с офицерами полка, ветеранами боев 1914-1915 годов, так что чуть не произошел массовый отток офицеров из полка. После боев на Стоходе отношения в полку были в целом улажены, и возможно, что в обычных условиях Дрентельн так благополучно и командовал бы полком до победы.

Но также возможно, что верность Дрентельна Государю была уже поколеблена. Государыня в письме от 8 января 1916 года, пишет в частности: «Расспроси и про Дрентельна, который готовил для меня монастырь. Джунковского и Орлова следовало бы прямо сослать в Сибирь...

Слава Богу, что Дрентельн также ушел».

Полковник Зубов 1-й в своей работе отмечает также, что «после Св. Пасхи [1916 года], прибыл в штаб полка председатель Государственной Думы М. Родзянко». Официальной целью приезда «было свидание с сыном, который в это время был младшим офицером во 2-й роте». Неофициальной «был разговор с командиром полка» о той преступной кампании, которую, «в годину тяжелых испытаний, при поддержке некоторых слоев общества и генералов», председатель Думы начал «против имени Его Величества».

И похоже, что отпора со стороны командира полка председатель Думы не получил. Напротив. «По приказанию командира полка председателю Государственной Думы было отведено помещение в районе 1-го батальона, и он был приглашен в собрание 1-го батальона, где проводил время за беседами с офицерами батальона, но молодые офицеры вообще старались в разговоры не вступать, более старые из вежливости вели с ним разговоры на различные темы, избегая говорить о том, что происходит в Петрограде». [Зубов Ю.В. Указ. соч. С. 158].

Так что не исключен вариант, что Дрентельн также принимал участие в заговоре против Императора, или во всяком случае мог таковому сочувствовать. Об этом свидетельствует его столь быстрое согласие подчиниться телеграмме просто «генерала Алексеева».

Жаль, жаль, что полковник Кутепов был далеко!

Собственно, был Кутепов в самом Петрограде, и там пытался с подручными малыми силами навести порядок, и защитить Государя.

«Будучи монархистом до глубины души, ‒ (говорит о Кутепове его друг и товарищ по Лейб-Гвардии Преображенскому полку, флигель-адъютант Его Императорского Величества полковник Владимир Владимирович Свечин, председатель Союза ревнителей памяти Императора Николая II), ‒ и при этом не в европейском смысле этого слова, а в традиционно-русском, он понимал монархию не как определенную форму правления, а как Божественный институт.

Царь ‒ Император Всероссийский ‒ был для него Помазанником Божьим, власти коего повиноваться “не токмо за страх, но и за совесть сам Бог повелевает”». [Генерал Кутепов. Сборник статей. С. 184].

Одним словом, полковник Кутепов был как раз тот человек, который был так нужен в этот день.

Но верный 2-й батальон соединить со своим командиром не дали.

А ведь вместе ‒ страшная была бы сила!

Напрасно, доблестный капитан Зубов 1-й, своим верноподданническим сердцем уловивший фальшь в телеграмме из Ставки, доказывал начальству, что подпись в телеграмме не та. Не «генерал-адъютанта Алексеева», а какого-то неизвестного однофамильца.

Начальство дрогнуло, а может уже и изменило. 2-му Преображенскому батальону и другим гвардейским частям было приказано вернуться в место расположения.

На этом собственно все. В результате предательского приказа в этот день прервалась ‒ временно! ‒ история православной Российской Империи, а Русская история ‒ в собственном значении этого слова, ‒ продолжилась как сокровенная до поры история Русских людей, верных заветам Христа (бывает, что неосознанно), заветам Третьего Рима и Святой Руси.

Но для нас важен сейчас еще один момент, не получивший до сих пор отражения в исторической литературе. Попрошу внимания.

Утро 2-го марта. Даже до той сомнительной и подписанной карандашом телеграммы Государя в Ставку, которая выдается до сих пор за «отречение», даже до этой телеграммы остается еще несколько часов.

То есть, по всем законам Божеским и человеческим, Император Николай II на момент получения 2-м батальоном телеграммы, подписанной «генерал Алексеев», остается полностью легитимным монархом, Помазанником Божиим и Верховным Главнокомандующим.

А генерал Алексеев, ‒ формально еще не ведающий о решении Государя, которому присягал на Кресте и Евангелии, ‒уже снимает с себя, ‒ пусть пока в телеграфной форме, ‒ генерал-адъютантские вензеля.

Значение этого факта, сохраненного и донесенного до нас полковником Зубовым 1-м, переоценить невозможно.

И это окончательно подводит черту под «морально-политическим обликом» одного из главных убийц Российской Империи,предателя и клятвопреступника генерала Алексеева.

(Окончание следует)

Борис Галенин