ПРАВОСЛАВИЕ В РОССИИ. – СУДЬБА ИНДЕЙСКОЙ РЕЗЕРВАЦИИ?
Современный россиянин стремительно учится потреблять. Чтобы убедиться в этом, достаточно провести час-другой в любом сетевом магазине. Необязательно в час пик - только покупать самому ничего не надо. Свободно странствуя вдоль полок, стеллажей, прилавков и холодильников, вы увидите, с каким вкусом и обстоятельностью
Этим занимаются старички и старушки, заслужившие у государства пенсию за свой каторжный советский труд и решившие, конечно, скромно вознаградить себя за это (кое-кто из них ведь ещё помнит Великую Отечественную! Голод и карточки). Молодые, конечно, отовариваются быстрее; покупают они меньше - но дороже! Не терять же зря лучшие годы. Отдают дань потребительской корзине люди среднего возраста, родители (этим нужно ещё и детишек одеть-обуть-нако
Современный россиянин наряду с этим так же стремительно разучивается понимать такого же, в общем, как и он сам, россиянина. Ближнего своего. Хотя какой он, к шуту, ближний - если подумать? Своя-то рубашка ближе к телу. С каждым днём и даже с каждой минутой мы теряем общие интересы (при этом интересы наши не становятся разными! Просто «одинаковый» - это не «общий»). Общество, человечество расслаивается на всё более мелкие группы, а те - на индивидуумы; традиционные социальные институции слабеют, деформируются и отмирают; и каждый прежде всего торопится обеспечить свои права, огородить свою собственность и персону от посторонних посягательств... Принято вот ругать олигархов и министров за трёхметровые заборы и автоматчиков, отделяющих нашу «элиту» от народа на Рублёвке и Новорижском шоссе. Но ведь дело-то только в том, что они - богатые! Им есть за что беспокоиться. У меня, скажем, машины представительско
И все мы ищем удобное, выгодное или спокойное по крайней мере место под солнцем. Таких мест, чего греха таить, меньше, чем претендентов. Перенаселение у нас, производственный
Уйдя из приоритетов, взаимопонимание становится факультативным и, я бы сказал, всё более проблематичным. Как профессиональный филолог, фиксирую в окружающей языковой среде не только очевидную тенденцию к унификации (которую ругают, конечно, везде и всюду, но сделать-то с нею ничего не могут!), стремление к примитиву, но и сопутствующий ей процесс формирования всё новых и новых условных-сословн
Мы воюем друг с другом и не хотим этого понимать. Потому что считаем себя правыми. Стоит ли удивляться этому, спросите вы? Ведь мир всегда был суетен и зол, греховен и непоследователен (страсти ведь противоречат друг другу)... Что изменилось под солнцем? Что нового под луной? Есть ли альтернативы?
Ну учтём хотя бы то, что мир не вечен - вечен только Бог. Всей этой неразберихе, корыстным интересам, ненависти, трусости и слепоте положен некий предел. В Вечность он не шагнёт - исчезнет, когда закончится время. Но до того как оно закончится, каждый из нас должен успеть понять, в чём он неправ, и успеть измениться. Отстать от греха и присоединиться к Богу, стать верным, перестав быть неотребным. И в этом, конечно, должна помочь Церковь Божия, частью которой нам необходимо стать. Церковь по определению противостоит хаосу, бессмысленности и злобе мира. Она непобедима - «врата Адовы не одолеют её», обещал Христос.
И всё-таки при этом Церковь состоит из человеков. «Бог создал нас без нас - но спасти нас без нас Он не может», - смело, но ведь справедливо сказал шестнадцать столетий назад Августин Блаженный. Каждый из нас нужен Богу - по неизреченной милости Его - и каждый из нас нелишний для Церкви. Мы должны составить, как говорят об этом богословы, некоего Единого Адама - новое, праведное человечество - из нас самих... По «проекту» Божию, по наставлению священника и умудрённого верой ближнего-мирянин
Именно поэтому особенно горько встречаться со всё более частым и программным нежеланием верующих, воцерковленных людей понимать и помогать человеку «внешнему», не определившемуся ещё в неразберихе мира. Увы, война с миром, предписанная Святым писанием, зачастую переходит в войну с ближним. Ведь мы все «ближние» друг другу - «дальних» быть не должно. Вместе с тем едва ли не все тревожные симптомы, о которых я поминал в самом начале, характерны и для сегодняшних церковных общин и братств, для людей воцерковленных - активных прихожан - и священников, диаконов и монашествующих. С нас-то, с мирян, что взять? А они - пастыри.
Пастырь должен быть «пастырем добрым», по образу из притчи Иисуса Христа. (Ясно, что и строгим, и смотрительным. Но ведь и заботливым, и снисходительным; входящим в немощи наши, для того чтобы наставить в их исправлении). А мы всё чаще видим стандартную реакцию отчуждения от проблем постороннего человека; осуждение и наклеивание «ярлыков» с приговором. «Это вам по грехам!» - Отцы Святые! Мы ведь по грехам-то и не понимаем подчас, что такое грехи! Погиб ребёнок от рук маньяка-извращен
Нормальный, конструктивный диалог между верующими и неверующими людьми сегодня стал исключением из исключений - и несправедливо будет сказать, что это происходит по вине только неверующих людей! Открытая трансляция духовного опыта, правил духовной жизни на практике ограничивается только проповедями после литургии в церкви - каких-нибудь пятнадцать-двадц
Миссионерская деятельность Русской нашей православной церкви - в отличие от протестантов и всяких секстантов! - не видна и не слышна. Общины и приходы всё более превращаются в своего рода «закрытые анклавы», едва ли не подобные резервациям для «коренных жителей» Америки: индейцев. Окопаться, запереться, дать отпор всякому, кто зайдёт с улицы! А ведь надо бы, наоборот, в храм зазывать! Не пирогами, понятно, и не для бесчинства в колготках... Но всё же...
О «пирогах» отдельно. Традиционно бытовые устои православия в России связаны с русской народной культурой. Ведь именно народ-хлебопашец
Но даже на таком скромном поприще, как народная традиция, у православия совсем недавно появился «конкурент», активный, ищущий и предприимчивый: неоязычники. Они множатся, предпринимают и находят всё новых и новых сторонников. Давайте скажем прямо: они КРАДУТ их у Церкви. Но вовлечённое новым международным курсом на «толерантность» и либерализм священноначалие не даёт им отпора.
Ещё одной традиционной опорой православной церкви в России искони была «государственнос
Я не очернитель и не злопыхатель. И знаю праведников и подвижников среди священников, монахов и православных мирян. Смешной маленький иеромонашек, бывший детдомовец, не расстающийся с метлой и без устали снующий по своей затерянной в тверских лесах обители, когда наставлял меня перед исповедью, ни разу не сказал «твои грехи» - говорил только «наши». Из врождённой деликатности и милосердия в полном смысле этого слова. Я, может, даже больше, чем он, читал богословских трудов, но я твёрдо знаю, что как человек не гожусь ему и в подмётки! Священник, бывший офицер-«афганец» с боевыми наградами, сидя в компании горланящих политические лозунги на станичном «престольном» празднике казаков, спокойно выслушал всех, а потом сказал два слова землякам, и всем стало стыдно: «Церковь устоит, и врата адовы не одолеют её».
Но есть нелёгкий вопрос: кто из тех, кто ныне Церковь представляет и «числится» в ней, на самом деле её укрепляет? Всё ли мы делаем, что можем и что должны? Ведь вера - это не только прибежище; она и подвиг. Если бы мы больше думали - каждый сам за себя - об этом, то и с проповедью, и с примером, и с организацией церковной жизни в России всё не обстояло бы так тяжело. Нашлись бы и новые подходы, и силы для их реализации. Я в этом уверен.
Я считаю, что Церковь сейчас в России отступает. И свою долю вины в этом признаю. Но этого недостаточно.